Павел Федоров - Витим Золотой (Роман 2)

Гинцбург принял делегацию в кабинете, где на всех окнах была натянута противокомарная сетка. Сам банкир, с рыжими нахохленными бакенбардами, был уже изрядно искусан. Поглядывая на рабочих заплывшими глазами, все время смачивал какой-то жидкостью вздувшиеся на лбу шишки.

- Значит, вы желаете, чтобы правление купило ваши инструменты? спросил он.

- Потому и пришли! - с достоинством ответил Герасим.

- Ага! Потому и пришли... А зачем нам эта старая рухлядь? - спросил хозяин.

- Инструменты почти новые, - возразил Пастухов. - Мы согласны сделать уценку.

- По дешевке возьмете, - заметил Буланов, чувствуя, что этот рыжий мешок с золотом ни на какие уступки рабочим не пойдет.

- И даром не нужно! - отрезал Гинцбург.

- А разве мы все это у вас даром купили? - тихо спросил Герасим. Он проработал на Гинцбургов свыше десяти лет. Потерял двух сыновей. Он пришел для того, чтобы еще раз посмотреть, кому он принес такую жертву.

- У вас же куплено, вам же и понадобится, - вставил Пастухов.

- Все, что нам понадобится, будет нам принадлежать целиком. - Альфред Гинцбург даже не пытался скрывать своих мыслей. Он хорошо знал, что с инструментом рабочим деваться некуда. Потирая укушенные места, он оглядывал помрачневших делегатов, откровенно наслаждаясь произведенным эффектом.

- А вы уверены, что все будет вашим? - спросил Пастухов.

- О-о! Не сомневаюсь! Впрочем... Впрочем, я не знаю, как на это посмотрит Иннокентий Николаевич. Я могу переговорить с ним и устроить протекцию...

При упоминании имени Белозерова Архип Гордеевич поморщился.

- Баста! Поставим точку! - Буланов решительно стиснул в руках потрепанную за зиму папаху.

- Если вы желаете иметь беседу с господином Белозеровым, я могу позвонить.

- Нет, не желаем, - твердо ответил Пастухов. Хорошо понимая замысел хозяина, делегаты переглянулись между собой.

- А он уж наверняка захочет получить наше добро даром, - заметил Герасим и, усмехнувшись, добавил: - Однако он не получит ни топора, ни даже топорища...

Выборные удалились. В затянутые сеткой окна кабинета сумрачно заглядывал вечер. Вспухшие щеки зудели. Он так и не понял, что задумали рабочие. Ленское золото хотя и тускло, но все еще слепило банкиру глаза. Иннокентий Белозеров еще вчера сказал ему, что они получат инструмент бесплатно. Забастовщики могут увезти толькое самое необходимое. Так думали Альфред Гинцбург и Белозеров, но совсем иначе предполагали поступить с бурами и молотами сами рабочие.

В боковую дверь кабинета неожиданно вошел Белозеров. Обширный кабинет главного управляющего сообщался с не менее обширной комнатой, где стояла кровать с высокими подушками и массивный сейф.

- Ушли, шабашники, - сказал Белозеров. Серый сумрак кабинета давил его. Он щелкнул выключателем, но лампочка не загорелась. Электростанция не работала, и пока пустить ее было некому. - Ну-с, ваше сиятельство, на чем же порешили? - остановившись против барона, спросил Белозеров.

Гинцбург рассказал суть переговоров.

- Пускай убираются, да поскорее, а лишние сто тысяч рублей нам пригодятся заткнуть какую-нибудь прореху, - широко вышагивая по кабинету, проговорил Белозеров.

- Теперь, Иннокентий Николаевич, у нас ах как много прорех! - сказал Гинцбург. Ему предстоял весьма неприятный разговор с главным управляющим, и он еще не знал, как начнет его.

- Будем экономить.

Гинцбурга покоробило. Сейчас эта фраза в устах Белозерова была не только неуместна, по и смешна, потому что счет убытков шел не на тысячи, а на миллионы.

- Рубли складываются из копеечек, как золото из песчинок, - словно спохватившись, продолжал Белозеров. - Эти шабашники потребовали у меня денег на дорогу для семей... - Главный управляющий имел в виду семьи погибших рабочих, но сказать об этом прямо не мог.

- Ну и как же вы распорядились? - спросил Гинцбург.

- Распорядился не давать ни гроша!

Белозеров продолжал тихо шагать от окна к двери и обратно. Под толстым ковром чуть слышно поскрипывали половицы. В кабинете становилось все темней, а лампы почему-то не принесли. Даже молчание в этой сибирской сумеречной тишине становилось каким-то тягостным.

- А знаете, Иннокентий Николаевич, - будто издалека раздался в темноте голос Альфреда Гинцбурга, - рабочие Феодосиевского прииска собрали по добровольной подписке пятнадцать тысяч рублей.

- Что такое! - Растерянный и сбитый с толку Белозеров остановился посреди кабинета. - Как так собрали?

- А всего, говорят, собрано свыше сорока тысяч, - словно не слыша его нелепого выкрика, продолжал Гинцбург.

Из донесения агентов ему было известно, что рабочие теперь живут одной крепко спаянной семьей, полные доверия и дружбы. Вся сумма до единой копейки была распределена среди семей погибших. Вдова получала по сто рублей на себя и столько же на каждого ребенка. По решению стачкома дети погибших и вдовы отправлялись в первую очередь. Обо всем этом сейчас рассказал Белозерову Гинцбург. Среди служащих шел слушок, что главный управляющий начал сильно пить и уже делами почти не занимался. В наступавшей темноте монотонно стучали стенные часы, беспощадно отсчитывая время. Сквозь гнусавый комариный вой Белозерову сейчас чудился отдаленный, многоголосый гул толпы. Вдруг широкое итальянское окно кабинета осветилось ярким заревом, и комната начала наполняться кровавым светом. У ближних бараков один за другим взвивались столбы огня, крыши и стены засыпались высоко летящими искрами. В хаосе этого бурлящего пламени мельтешил народ.

- Пожар! - крикнул Белозеров и попятился от окна.

- Казармы горят! - проговорил выскочивший из-за стола Гинцбург.

- Феоктистов! Горелов! - орал перепуганный Белозеров. - Где вы, разбойники?

- Да тут я, Иннокентий Николаевич! - отозвался вбежавший чиновник Горелов, одно из самых близких и доверенных лиц главного управляющего.

- Где пожар, что горит? - У Белозерова дрожали скулы. В кабинете стало совсем светло.

- Да нет, Иннокентий Николаевич, никакого пожара, - торопливо ответил Горелов.

- Как нет? А это что? Ослеп! - Белозеров взмахнул руками.

Огненное зарево полыхало теперь уже над всем прииском, ослепительно сверкая на стеклах приземистых казарм и домишек. Пламя поднималось на уровне крыш.

- Это не пожар! Это рабочие свое барахлишко жгут, - презрительно ответил Горелов.

- Баррахлишко?! - с грозной исступленностью крикнул Белозеров.

- Так точно, Иннокентий Николаич, все предают огню. Все, до единой табуреточки.

- Да как они смеют! - закричал Белозеров.

- Недаром говорят, - вмешался Гинцбург, - что мы живем в варварской стране, среди необузданных дикарей.

- Полегче, господин барон, - бросил Белозеров, не догадываясь, что этой фразой он облегчает начало неприятного разговора.