Ю Фельштинский - Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 2)

3. В статье, посвященной предстоящему тогда Эссенскому съезду гер

манской компартии, обстановка характеризуется следующими словами:

"Относительная стабилизация капитализма в Германии отража

ется в упрочении влияния реформистов на пролетариат. Это обнаруживают не только все парламентские выборы последнего времени, но, что гораздо важнее, все профессиональные выборы". Дальше, в той же статье мы читаем заявление исключительной важности, которое бросает свет на особый характер "стабилизации" Германии: "В действительности, величайшая ошибка левых на этом партийном съезде* состояла в том, что они недостаточно беспощадно сказали партии о тяжести поражения 1923 года, не сделали необходимых выводов, не разъяснили партии трезво и неприкрашенно тенденций относительной стабилизации капитализма и не выставили, в соответствии с этим, программы непосредственно предстоящего периода борьбы и его лозунгов, что было бы вполне возможно, наряду с вполне правильным и абсолютно необходимым резким подчеркиванием программных положений". (Курсив мой.) Я думаю, что это признание, правильное по существу, имеет исключительную ценность, как показатель того, что левые в этом вопросе многому научились. Что наиболее острый период революционной ситуации упущен; что начался уже отлив; что этот отлив будет из месяца в месяц становиться сильнее, - это было достаточно ясно уже в ноябре-декабре 1923 года. Брандлер, один из главных виновников политики, приведшей к исключительному поражению пролетариата, не хотел этого признавать. Он говорил, что революционная ситуация "развивается". То же самое говорила Клара Цеткин. Но и левые не оценивали тогда всей глубины поражения и поэтому не предвидели неизбежности резкого и глубокого поворота всей политической обстановки. Более того, они готовы были сгоряча зачислить в "ликвидаторы" тех, кто на неизбежность этого поворота тогда же указывал, предостерегая против такой политики, которая была бы абсолютно правильной и необходимой в течение 1923 года, но которая могла стать крайне опасной и даже гибельной в течение 1924 года, этого безусловно стабилизационного года. Цитированная статья совершенно правильно говорит о том, что в результате поражения, с одной стороны, неправильной оценки его значения и его последствий, с другой, - в левом лагере встречалось, - а по нашему мнению, преобладало - "совершенно фальшивое понимание того, что означало "левизну" в тогдашних условиях". Так, многие левые, по словам статьи, - мы сказали бы --левое течение в целом, -- считало тогда "принципиально недопустимым говорить о замедлении темпа революции". Это очень метко сказано. Левизна состояла в поверхностном нетерпении и в нежелании "мириться" с тем фактом, что исключительная по своему значению революционная ситуация на этот раз упущена. В этом вопросе левые странным образом совпадали с Брандлером, исходя, разумеется, из разных тенденций. Брандлер стремился замаскировать размеры поражения, обвинял нас в "переоценке" революционной ситуации 1923 года и изображал из себя оптимиста в отношении завтрашнего дня. Левые, продолжая выдвигать непо

* На Франкфуртском съезде весной 1924 года, когда левые перенимали власть из рук брандлерианцев.

средственно революционную перспективу, тем самым вынуждены были преуменьшать значение поражения 1923 года и рассматривать политическую обстановку 1924 года не как результат резкого поворота, а как непосредственное продолжение того, что предшествовало. На V конгрессе Брандлер резко осуждал оценку обстановки со стороны Троцкого. Ни один из левых не поправил его. Наоборот, в этом пункте царило согласие. Сталин в эпоху V конгресса, т. е. через полтора года после начавшейся стабилизации и революционного отлива, говорил о повороте масс влево (!). Именно из этой оценки вытекала неправильная общая установка, которая привела в Германии левое руководство к ряду ошибок и облегчила его быструю ликвидацию. Неправда, будто мы были согласны с Брандле-ром в его политике 1923 года или в оценке им обстановки после поражения. Мы радикально расходились с ним. Но именно поэтому мы не смогли принять программы действия левой, несообразовавшейся с уже происшедшим резким поворотом политической обстановки.

За протекшие с того времени три с лишним года, Брандлер не научился отличать лицо революции от ее спины. Он это показал как в немецких, так и в русских делах. Что касается левых, то они, как показывают цитированные строки, научились многому.

Неверно, будто левые (Маслов, Р. Фишер, Урбанс и др.) отрицают так называемую стабилизацию. Наоборот, как мы видели из цитированных строк, они отчетливо признают ее - и вполне правильно - не в виде какого-то автоматического процесса, а в виде изменившегося соотношения классовых сил. Они совершенно правильно видят основной политический признак стабилизации в усилении реформистских влияний на пролетариат. Причину этого они вполне правильно видят в революционном поражении осенью 1923 года, когда партия не сумела использовать безусловно революционную обстановку и повести за собою безусловно революционные массы на завоевание власти. Это гигантское поражение, после гигантских испытаний и надежд, не могло не повести к понижению революционной активности пролетариата и, следовательно, к передвижке соотношения политических сил в сторону буржуазии. Политическое укрепление буржуазии открывало ей возможность вести политику, направленную на укрепление ее экономических позиций. Отсюда самая возможность целого ряда государственных мероприятий, пролагавших пути экономической "стабилизации".

Обвинения в отрицании экономической стабилизации, которые делаются по адресу русской оппозиции, бессмысленны. Экономический хаос 1923 года (в Германии) не мог быть длительным состоянием: политическое укрепление буржуазии неизбежно должно было повести к экономическому упорядочению, а это последнее -- к дальнейшему укреплению капиталистических позиций. Но в эпохи таких концентрированных перемен нужно более, чем когда бы то ни было, ясно понимать экономические и политические явления в их диалектической зависимости. Мы не имеем ничего общего с пошлым фатализмом, гласящим, будто наступление стабилизации (как? откуда? почему?) прервало развитие революции в Германии. Революцию прервали не экономические факторы, а полити

ческие: неспособность коммунистической партии справиться с обстановкой. Экзамен и провал партии произошли на глазах всего пролетариата, всего народа. Отсюда поиски выходов из безнадежного кризиса на других путях, причем руководящая роль переходит уже к буржуазии. Кто этого не понял, тот не понял ничего.

Левые, как мы видим, поняли резкое изменение обстановки в конце 1923 года. Само по себе это уже есть знак возросшей политической зрелости. Наша эпоха, в отличие от довоенной, есть эпоха крутых политических поворотов. Нужно уметь вовремя их констатировать и оценивать. Говорить через полтора года после начавшегося отлива, что массы "левеют", значит идти навстречу величайшим ошибкам. Левые теперь поняли это. Те оговорки, которые они делают к этой оценке, имеют второстепенное значение и вытекают из их вчерашнего дня. Они поняли самое главное, а именно, что те методы и приемы, которые были правильны в 1923 году, могли стать пагубными в 1924-25 г. г. Они поняли, что нет ничего "принципиально недопустимого" (!) говорить о замедлении темпа революционного развития. Наоборот, принципиально недопустимо не считаться с фактами, если не хочешь расшибить себе голову.