СССР 2061 - СССР-2061. Том 9

Рассказов на конкурс прислали много. Неожиданно много. Только в последний вечер приёма работ пришло до сотни, иные из которых тронули даже чёрствые сердца конкурсного жюри.

Порадовали Дмитрий Санин (459: Полчаса города-леса) с Игорем Николаевым (471: Сны о Марсе). Да и много чего ещё, хотя бы «Сашка и Динозавтр». Впрочем, всех уже и не упомнить. Так что встречайте заключительную серию: здесь всё, что мы не выкладывали раньше.

— Свежее мясо! Отличное свежее мясо! — так и начинается моё утро. Каждый день, кроме пятницы.

— Люхум аттазиджа! — прямо под окном, двумя этажами ниже. Ещё одна издержка Двадцатого округа – как и аборигены, смотрящие на тебя с таким удивлением, словно по их улицам идёт белый медведь.

ESA, в которую я так и не поступил, сделала мне ручкой минимум на год, так что оставаться в Париже будет просто не на что. Можно вернуться в Беринген, туда репатриировались мои родители, когда в России начиналось. Только о возвращении не хотелось даже думать. С тоской и чёрной завистью обновляя список принятых на планшете, я слушал, как мой сосед по комнате празднует поступление с ещё несколькими хмырями. Один из них, горбоносый и худощавый, подошёл и ко мне.

— Мигель, ронин-профи – кто такой ронин, я не знал, но отрекомендовался в ответ.

— Курт. Всё завалил.

— Ага. Видишь меня в этом списке? — наклонившись над планшетом копной сальных чёрных волос, Мигель бесцеремонно ткнул пальцем в экран

— ???

— Я тоже не вижу. Четвёртый раз не нахожу, и в пятый не найду. Так что и ты прими это проще.

— …

Наверное, в тот момент я напоминал телёнка, который остался один в чистом поле. Глядя на мою кислую физиономию, Мигель буквально запихнул меня за стол к своим приятелям и всучил бутылку «Кроненбурга»…

Очнулся я от того, что меня бесцеремонно окатили водой. Тело ныло так, как будто меня завязали в узел на пару суток. Откуда-то с улицы доносился запах тухлятины. Я перевернулся на спину: перед глазами расплывалось кровавое пятно – впрочем, это оказался всего лишь японский флаг, прибитый к потолку.

— Остался от прежних жильцов – пояснил Мигель.

— … - Промычав что-то невнятное, я сел, привалившись к засаленной стене.

— Правильно понял, у тебя ещё всё впереди. Слушай, compadre, я так понимаю, к мамочке под крылышко тебе неохота? Я сумел кивнуть в знак согласия.

— Вот что, живи у меня. За квартиру пополам будем платить, как сможешь. Пока в долг.

Утвердительно киваю ещё раз.

— Что здесь с работой? — пересохшее горло скрипело как несмазанная телега.

— Совсем pendejo? Тебе вчера говорили – устраиваешься курьером в любой магазин, и на еду тебе хватит. А там будет видно.

После скромного завтрака (чай из несвежего пакетика и черствый батон с маслом) Мигель лёг досыпать. А я – сел искать вакансии на высокую должность мальчика на побегушках…

Через пару недель в Двадцатке я сносно торговался, а через пару месяцев – мог прочитать объявление и с горем пополам объясниться на дикой мешанине арабского и французского. Серая куртка, низко надвинутая кепка и рыжая щетина, превращавшаяся в бороду – так на меня перестали обращать внимание. То ли я стал походить на какого-нибудь иранца, то просто не представлял интереса, как никчёмная деталь пейзажа. Меня устраивало и то, и другое.

Вот я и на месте. Осталось отдать последний заказ и идти домой, благо здесь совсем недалеко. Четвёртый этаж, вторая дверь от лестницы, ноутбук и гарнитура Zelix. Получатель не указан.

Ассаля?му `алейкум! — открывает мне дверь усатый араб. Ва-алейкум – Вот ваш заказ

— Заноси

— Распишитесь здесь и здесь. Дополнительное вознаграждение – на ваше усмотрение

Над произношением работать не пробовал? — араб сказал это по-русски, протянув ладонь размером с лопату – Сан Саныч.

— К-курт.

— Да ты заходи, присаживайся. Чаю будешь?

За чаем я рассказал ему о своих нехитрых приключениях. Тот слушал, иногда спрашивая и кивая головой, как будто с чем-то сверяясь.

Когда я закончил, мой собеседник, решившись, взял быка за рога:

— Домой возвращаться собираешься?

— К родителям в Германию?

— Домой, в Союз.

— Что я буду там делать?

— А здесь ты что делаешь?

— Как видите, курьерствую. На еду хватает.

— Вот и будешь курьером. Красной чумой торговать. Вразнос.

В европейских новостях, официальных и не очень, советских журналистов так и называли, чумными крысами. Циничными, трусливыми и беспринципными догматиками, ненавидящими тех, кому незадорого наняты прислуживать. Мечтающими хоть тушкой, хоть чучелком, хоть индусом-уборщиком, но устроиться в русскую службу BBC, к настоящим мастерам.

Весь вид моего собеседника настолько не вязался с этим образом, что я, не сдержавшись, прыснул со смеху. Глядя на метаморфозы моего лица, расхохотался и Сан Саныч.

Отсмеявшись, он протянул мне визитку с надписью «Учебный центр экстремальной журналистики», дав понять, что разговор окончен.

Аварийная сирена не просто воет – она продирает до самых костей. От неё хочется бежать хоть на край света, не разбирая дороги. Её вой перекрывает только рёв старшины-инструктора, что желает нам доброго утра и анальных кар посредством ствола от КПС, если мы, упаси Боже, затормозим. Я выбегаю из казармы последним: остальное наше воинство уже построилось неровной шеренгой прямо во дворе: три отделения, по 11 человек в каждом. Учебная группа 3271, будущее русской военной журналистики, а пока – команда бабуинов, упоротые упыри и просто мясо. Свежее пушечное мясо.

Мы получаем на складе наши броники и автоматы: до огневой подготовки ещё недели три, так что нам выдают допотопные АК со снятыми бойками. Бежим в лес, к лыжной трассе: сегодня в утреннем меню пять километров по холмам и оврагам. Солнце начинает припекать, разгоняя туман: через полчаса в ЭСКАРПе будет жарко, словно в бане.

— Запевай!

Сорока, сидевшая на ветке, срывается и улетает, испугавшись наших нестройных воплей.

Я подтягиваю, путаясь в словах. К концу песни мы как раз выходим на трассу. Из головы постепенно исчезают все мысли, остаётся только чувство ватных ног, да автомат бьёт прикладом по заднице, не давая отрубиться окончательно.