СССР 2061 - СССР-2061. Сборник рассказов. Том 1

2061: Митя

Семён Семёныч почувствовал желание узнать время. Организм не обманул: наступил час работы в гравизале. От подъёма до отбоя каждый вахтовик был обязан четырежды пройти, хочешь или не хочешь, центрифугу, магнитный костюм и тренажёры. Когда подходило время занятий, организм готовился ныть и протестовать. Когда же тело не дождалось неизбежной каторги, заподозрило подвох и стало требовать восстановить привычный ритм. Но гравизал остался на минус первом уровне, а сейчас вся база спустилась на минус пятый, чтобы не пострадать в случае небольшой ошибки.

Если бы ошибка оказалась больше критической, не спас бы и минус пятый уровень, но Митя не мог подвести. В последние минуты операции он уже не держал руки возле рычагов внешного управления, а доверился собственной программе без остатка. В углу монитора большие цифры показывали обратный отсчёт. Когда счётчик дошёл до нуля, протянулась длинная напряжённая секунда, затем сейсмографы бешено замахали зелёными линиями, а базу затрясло.

— Однако… — пробормотал кто-то.

Тряска стала успокаиваться, и компьютер произнёс фактический результат:

— Один, восемьдесят шесть.

Митя устало улыбнулся, и на него налетела уже человеческая буря:

— Молодчина!!

— Снайпер!

— В яблочко!

— Это же надо, — хлопал Семён Семёныч счастливого Митю по плечу, — ровно 1-86!

Сейсмографы снова занервничали, и снова по стенам и полу пробежала дрожь. Ещё в течение четверти часа наблюдались сильные афтершоки, после чего наступило стабильное затишье. Компьютер уменьшил оценку рисков и сообщил:

— Разрешается подъём на минус первый уровень при условии состояния скафандров в дежурной готовности.

Дверь лифта сменила освещение с красного на жёлтый. Вахтовики подошли к ней, сканер придирчиво проверил, на всех ли надеты скафандры, готовые к моментальной герметизации, и милостиво распахнул створки.

Когда начался подъём, Митя вдруг сказал:

— На самом деле жаль, что мы его больше не увидим.

— Увидим, — пообещал Семён Семёныч. — На экскурсию поедем.

Затем помолчал и признался:

— Вообще-то, мне тоже жаль. Я на него специально посмотрел в последний раз.

— И я, — сказал кто-то.

— И я, и я… — говорили другие.

— Вот и я тоже, — задумчиво добавил Митя.

На минус первом уровне мониторы передавали вид с поверхности: звёздное небо, которому вскоре предстояло затянуться пылью, и между звёзд — одинокий Деймос.

Фобос, обречённый на неизбежное падение из-за низкой орбиты, больше не висел дамокловым мечом над будущими марсианскими базами. При помощи шести корректировочных двигателей Митина программа свела его вниз, и древний спутник упал на планету в координате 1-86.

2062: Патимат

"Черток-6" примарсился на плато, и лентоход поехал к кораблю за очередной порцией продуктов и, конечно, груза N1. По трапу "Чертока" спустился капитан, он же единственный человек на борту; лентоход подъехал, остановился, грузоботы скатились с площадки управления, а из герметичного отсека вылез Семён Семёнович.

Капитан подал руку для пожатия:

— Здравствуйте, Семён Семёнович!

— Здравствуйте, Патимат Николаевна, — протянул руку начальник базы.

Грузоботы засветились фиолетовыми диодами сети: старший, тот, что вёл машину, взял на себя функции робухгалтера. На "Чертоке" робухгалтера не было из-за ограничения по объёму, поэтому за него выступил сам искусственный интеллект корабля. Грузоботы перевозили присланное на лентоход, и старший записывал поступление, а корабль наоборот — списывал с баланса.

— Привезли ананасы, — сообщила Патимат.

— Отлично, — кивнул Семён Семёныч.

— Пять ящиков наших, один — канадских, — продолжала прекрасная гостья.

— Канадских? — переспросил хозяин.

— Ну да. Всё-таки, по праздникам фрукты на столе должны быть круглыми, как вы считаете?

— Согласен. А что с грузом номер 1?

— Пять триста. И, Семён Семёныч… Можно один контейнер мне лично?

— Конечно, — кивнул Семён Семёныч, — ведь это уже традиция.

После чего громко произнёс:

— Робухгалтер Марс — груз номер 1 — пять, двести девяносто девять.

Грузоботы послушно вынесли все серые шестиугольные ящички, кроме одного, который забрала Патимат и сказала в свою очередь:

— Робухгалтер Черток — груз номер 1 — один для капитана.

Грузоботы терпеливо ждали на площадке управления. Семён Семёнович снова громко позвал:

— Кобра-3, кобра-4, сюда.

Две серебристые "кобры" соскочили с лентохода и подъехали к людям.

— Спасибо, — поблагодарила Патимат, — но тут ведь, кажется, недалеко? Можно пешком?

— Понимаю, — улыбнулся Семён Семёныч. — Недалеко, но я, всё-таки, поеду, а контейнер давайте на багажник.

…"Кобра" с начальником базы плавно поднималась на холм, а Патимат бежала рядом размашистыми шагами и наслаждалась ощущением грунта через подошвы, хотя к вершине и запыхалась. Наверху она увидела чёрное Поле.

Оно начиналось резкой границей не так далеко от плато. После того, как упавший Фобос поднял тучу пыли и на несколько месяцев закрыл для поверхности солнечный свет, люди решили компенсировать время "пыльной зимы" и начали покрывать Марс сажей. Неутомимые роботы, полосу за полосой, создавали Поле: тонкой лентой из шестиугольных контейнеров сыпали обычный порошковый углерод с Земли, который на Марсе был несказанно ценен. Сажа цепко улавливала каждый солнечный джоуль, а затем экономно отдавала его поверхности и атмосфере: пока ещё призрачной, но с каждым днём крепнущей.

Патимат открыла контейнер и широким жестом разбросала сажу на свободном месте между насыпанными ранее чёрными пятнами; затем сунула пятерню в остатки и чёрной перчаткой вывела на поверхности планеты подпись корабля: "Ch-6".

2063: Юрген

Имя вопреки домыслам глупых журналистов было вовсе ни при чём: "Юрген" это не "Юрий", хотя оба происходят от греческого "Георгия". Просто он умудрился защитить кандидатскую в 23 года. Это не являлось абсолютным рекордом — математики защищались и в 22, но ему, климатологу, пришлось провести много времени на практиках по метеостанциям всего земного шара; даже возле Антарктиды; а уж сколько станций он объехал внутри СССР — от родного Шварцвальда до далёкого Хоккайдо на востоке, этого он не смог бы вспомнить точно даже при большом старании.

В те январские дни, когда его ровесники отмечали "экватор" — экзамены на четвёртом курсе, разделяющие две половины семилетнего обучения, Юрген сидел перед диссертационым советом и знакомился с официальными оппонентами, которых представлял сам ректор: