Ю Фельштинский - Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 4)

Решает не левый зигзаг, а основная политическая линия. Решает подбор единомышленников. Решают кадры. Решает социальная опора. Нельзя душить рабочие ячейки и напирать на кулака. Одно с другим несовместимо. Левый юбилейный зигзаг, как только дойдет до его осуществления, натолкнется на жесточайшее сопротивление в рядах самого большинства. Сегодня "обогащайся", а завтра "раскулачивай-ся" - Бухарину это легко. Ковырнул пером - и готово. С него взятки

гладки. Но кулак, но администратор, но крепкий бюрократ, но устряло-вец глядят на это иначе. Они не склонны к таким юбилейным поворотам. Они свое слово скажут.

Тов. Томский, который запутался, пожалуй, больше других, выступал, как известно, против юбилейного зигзага. Томский предчувствует, что рабочие спросят с профсоюзов. Отвечать придется ему. Завтра рабочие потребуют от Томского, чтобы он на деле хоть приостановил, по крайней мере, курс направо, поелику в манифесте объявлен курс налево. Отсюда неизбежна борьба внутри правящего блока. В нашем правом крыле есть линия хозяйчика и есть линия тред-юниониста. Они идут в блоке, как это не раз бывало в истории международного рабочего движения. Юбилейный зигзаг вгонит клин между хозяйчиком и тред-юнионистом. Аппаратчик, который балансирует между ними, потеряет опору. Юбилейный зигзаг является, с одной стороны, самым неоспоримым и самым торжественным признанием правоты оппозиции во всех основных вопросах внутренней жизни города и деревни. С другой стороны, это политическое самоотречение правящей фракции, ее свидетельство о собственной бедности. Самоотречение на словах при неспособности осуществить на деле. Юбилейный зигзаг не замедлит, а ускорит политическое банкротство нынешнего курса.

Партийный режим вытекает из всей политики руководства. За спиной крайних аппаратчиков стоит оживающая внутренняя буржуазия. За ее спиной мировая буржуазия. Все эти силы давят на пролетарский авангард, не давая ему поднять голову или раскрыть рот. Чем больше политика ЦК сдвигается с классового русла, тем больше приходится эту политику навязывать пролетарскому авангарду сверху -- методами принуждения. В этом - корень нынешнего возмутительного партийного режима.

Когда Мартыновы, Шмерали, Рафесы и Пепперы руководят китайской революцией, а Мрачковского, Серебрякова, Преображенского, Шарова и Саркиса исключают за печатание и распространение большевистской платформы к съезду, то эти факты не только внутрипартийного характера; нет, в этих фактах находят уже свое выражение изменяющееся политическое влияние классов. Внутренняя буржуазия напирает, разумеется, не так смело, не так открыто, не так нагло, как напирает мировая буржуазия на диктатуру пролетариата и на его пролетарский авангард. Но эти два напора связаны друг с другом и совершаются одновременно. Те элементы рабочего класса и нашей партии, которые первые почувствовали надвигающуюся опасность, первые сказали о ней, т. е. наиболее революционные, наиболее стойкие, наиболее зоркие, наиболее непримиримые представители класса, они и составляют сейчас кадры оппозиции. Эти кадры растут и внутри нашей партии и в международном масштабе Величайшие события и факты подтверждают нашу правоту. Репрессии укрепляют наши кадры, собирают лучших "стариков" партии в наши ряды, закаляют молодых партийцев, группируя вокруг оппозиции подлинных большевиков нового призыва. Исключаемые из партии оппозиционеры представляют собою лучших партийцев партии. Те,

которые их исключают и арестуют, являются - еще не сознавая и не понимая того - орудием давления других классов на пролетариат. Пытаясь втоптать в землю нашу платформу, правящая фракция выполняет социальный заказ Устрялова, т. е. поднимающейся мелкой и средней буржуазии. В отличие от политиков вымирающей старой эмигрантской буржуазии, Устрялов, умный, дальновидный политик новой буржуазии, не стремится к переворотам и потрясениям, не хочет "перепрыгивать через ступени". Нынешняя устряловская ступень - это сталинский курс. На Сталина ставит Устрялов открыто свою ставку. От Сталина Устрялов требует расправы с оппозицией. Исключая и арестуя оппозиционеров, выдвигая против нас чисто термидорианские обвинения насчет врангелевского офицера и военного заговора, Сталин выполняет устрялов-ский социальный заказ.

Непосредственной задачей Сталина является: расколоть партию, отколоть оппозицию, приучить партию к методам физического разгрома. Фашистские свистуны, работа кулаками, швыряние книгами или камнями, тюремная решетка вот пока на чем временно остановился сталинский курс, прежде, чем двинуться далее. Этот путь предопределен. Зачем Ярославским, Шверникам, Голощекиным и другим спорить по поводу контрольных цифр, если они могут толстым томом контрольных цифр запустить оппозиционеру в голову? Сталинщина находит в этом свое наиболее разнузданное выражение, доходя до открытого хулиганства. И мы повторяем: эти фашистские методы представляют собою слепое, бессознательное выполнение социального заказа других классов. Цель: отсечь оппозицию и физически разгромить ее. Уже раздаются голоса: "тысячу исключим, сотню расстреляем - и в партии станет тихо". Так говорят несчастные, перепуганные и в то же время осатаневшие слепцы. Это и есть голос Термидора. Худшие, развращенные властью, ослепшие от злобы бюрократы подготовляют его изо всех сил. Им нужны для этого две партии. Но насилие разобьется о правильную политическую линию, на службе которой стоит революционное мужество оппозиционных кадров. Двух партий Сталин не создаст. Мы открыто говорим партии: диктатура пролетариата в опасности! И мы твердо верим, что партия ее пролетарское ядро - услышит, поймет и исправит. Партия уже глубоко всколыхнулась: завтра она всколыхнется до дна. За несколькими тысячами кадровых оппозиционеров идет двойной или тройной слой примыкающих к оппозиции) а затем еще более широкий слой рабочих-партийцев, которые уже начали внимательно прислушиваться к оппозиции и сдвигаться в ее сторону. Этот процесс неотвратим. Беспартийный рабочий не поверил травле и клевете против нас. Свое законное недовольство - ростом бюрократизма и зажима --рабочий класс Ленинграда выразил в форме яркой демонстрации 17 октября. Пролетариат за советскую власть незыблемо, но он хочет другой политики. Все эти процессы неотвратимы. Против них аппарат бессилен. Чем грубее будут репрессии, тем больше они укрепят авторитет оппозиционных кадров в глазах рядового партийца и рабочего класса в целом. Исключение из партии каждой сотни оппозиционеров означает новую тысячу

оппозиционеров в партии. Исключенный оппозиционер чувствует себя партийцем и остается им. У настоящего большевика-ленинца можно вырвать насильственно партийный билет, можно у него отнять временно его партийные права, но он никогда не откажется от своих партийных обязанностей. Когда Янсон спросил тов. Мрачковского на заседании ЦКК, что Мрачковский будет делать, когда его исключат из партии, тов. Мрачковский ответил: "Буду вертеть рукоятку и дальше". Го же самое скажет каждый оппозиционер, откуда бы его не исключали: из Исполкома Коминтерна, из Центрального Комитета ВКП или из партии. Каждый из нас говорит вместе с Мрачковским: буду вертеть эту рукоятку и дальше. Мы стоим у рукоятки большевизма. Вы нас от нее не оторвете. Мы ее будем вертеть. Вы нас не отсечете от партии. Вы нас не отрежете от рабочего класса. Репрессии мы знаем. К ударам мы привыкли. Октябрьскую революцию не сдадим сталинской политике, сущность которой выражается в немногих словах: нажим на пролетарское ядро, братание с соглашателями всех стран, капитулянстве перед мировой буржуазией.