Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь во Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII

Людовик XIII решил, что положение становится нетерпимым, и издал новый эдикт против дуэлей. Ришелье к тому времени уже стал кардиналом. Несмотря на свою личную трагедию, он советовал королю не карать дуэлянтов смертью, а ограничиться «административным взысканием»: лишать должностей и материальных благ, пожалованных короной, и только в случае смерти одного из участников поединка отдавать второго под суд. Он считал, что подобные меры окажутся более действенными, и имел на то основания. До сих пор казнили только изображения преступников, и тот же Франсуа де Монморанси-Бутвиль, приговоренный к повешению, нагло явился с друзьями на место казни, сломал виселицу, разбил свой портрет и удрал. Тем не менее парижский Парламент, на рассмотрение которому был отдан декрет, потребовал смертной казни для всех дуэлянтов. В таком виде эдикт и был принят в марте 1626 года.

Случай его применить представился очень скоро. В том же году уже упомянутый Бутвиль убил на дуэли графа де Ториньи, после чего уехал во Фландрию со своим другом и родственником графом де Шапелем. Однако друг Ториньи маркиз де Беврон поклялся отомстить и погнался за ними вдогонку вместе со своим оруженосцем Бюке. Людовик попросил эрцгерцогиню Изабеллу, правительницу Испанских Нидерландов, примирить противников. Те для виду обнялись и обещали забыть ссору, однако сразу же после этой сцены Беврон заявил своим врагам, что вызов остается в силе. Со своей стороны, король, не обманывавшийся относительно истинных намерений дуэлянтов, запретил Бутвилю появляться в Париже и при дворе. Тогда тот из принципа назначил Беврону время и место: два часа дня, Пляс-Рояль (практически под окнами дома, в котором одно время проживал Ришелье).

По обычаю каждому дуэлянту полагалось иметь двух секундантов. В те времена их обязанностью было не следить за соблюдением правил (которых не было), а драться самим. Секундантами Бутвиля стали де Шапель и Ла-Берт, а Беврон мог рассчитывать на Бюке и маркиза де Бюсси д'Амбуаза. Правда, оказалось, что маркиз серьезно болен: у него была горячка, и ему трижды пускали кровь из руки, а в самый день дуэли – еще и из ноги. Беврону совесть не позволяла отправлять на верную смерть хорошего друга, и он просил Бюсси отказаться от участия в дуэли, однако тот заявил: «Простите, сударь, даже если смерть возьмет меня за горло, я хочу драться».

Поединок начался. Обменявшись несколькими ударами, Бутвиль и Беврон выбили друг у друга шпаги и схватились врукопашную. У них были кинжалы, однако противники не пускали их в ход, поскольку им было важно сразиться, а не убить друг друга. И всё бы кончилось хорошо, но де Шапель сразил де Бюсси, едва державшегося на ногах, а Бюке тяжело ранил Ла-Берта. Беврон с Бюке тотчас уехали в Англию, а Бутвиль и де Шапель, узнав, что король в Париже, немедленно бежали в Лотарингию, которая тогда была заграницей. Они остановились переночевать на постоялом дворе, но поутру их арестовали именем короля и под конвоем отправили в Париж.

Бутвиль сразу во всем сознался, а де Шапель запирался и даже утверждал, будто не знает, где находится Пляс-Рояль. Беременная жена Бутвиля валялась в ногах у Людовика, принц Конде и герцог де Монморанси просили о заступничестве Ришелье, но тот сказал, что ничего не может поделать, поскольку сам принимал участие в разработке декрета о дуэлях. 21 июня 1627 года обоим дуэлянтам отрубили голову на Гревской площади. Охране был дан приказ: если кто-нибудь в толпе крикнет: «Пощады!» – немедленно арестовать крикуна.

Дуэль 1626 года отнюдь не стала последней. Миросозерцатель Рене Декарт неоднократно участвовал в поединках; о «подвигах» Сирано де Бержерака, который в 1620 году только появился на свет, известно всем. Каждый такой случай рассматривался властями с учетом конкретных обстоятельств. В 1631 году герцог де Шеврез вызвал герцога Анри де Монморанси (велевшего опубликовать против него обидные стихи) прямо во дворе Лувра; противников разняли гвардейцы; до убийства не дошло. В виде наказания Шевреза на две недели выслали в Дампьер – поместье недалеко от Парижа.

Историки любят повторять приписываемую Ришелье фразу о том, что на его красной сутане кровь не видна. Его часто обвиняли в том, что он сводил личные счеты, используя государственную карательную машину. Однако, когда исповедник призвал умирающего Ришелье простить своим врагам, тот ответил: «У меня не было других врагов, кроме врагов государства».

«Шпионы – глаза и уши властей предержащих», – писал современник Ришелье, итальянский историк Фамиен Страда.

Кардинал-министр знал это, как никто другой. Еще в 1617 году, в бытность свою государственным секретарем и ведя военную кампанию против мятежных принцев, Ришелье содержал тайных осведомителей во всех королевских армиях. Он направлял секретные письма, имея свой личный шифр. В результате, когда герцог де Гиз почему-то промедлил с сообщением в Париж о взятии крепости Ришекур, то получил, к своему удивлению, суровую отповедь от короля (составленную Ришелье).

Вернувшись во власть после опалы, он в 1626—1628 годах начал реформу французской разведслужбы, выстраивая ее по испанскому образцу. К 1633 году Европу накрыла невидимая паутина, все нити которой тянулись в Париж – в руки Ришелье, которому помогали отец и сын Бутилье (государственные советники) и отец Жозеф. Эффективная и централизованная разведывательная служба успешно осваивала новые технические приемы, в особенности шифрование и тайнопись.

Французский посол в Испании, по сути, был «резидентом», который вел разведывательную деятельность путем вербовки «кротов». В Испании главой разведки был граф де Барро, который передавал Бутилье важнейшие сведения. Ему даже удалось раздобыть не только копии, но и оригиналы протоколов с заседаний Государственного совета в Мадриде, подкупив одного государственного советника. В июле 1633 года он вовремя предупредил о готовящемся внезапном нападении на Марсель, потом – о планах высадки десанта в Бресте, а в 1634 году – о наступлении на Байонну. Граф также смог защитить от репрессий маркиза д'Айтона, правителя Испанских Нидерландов, и французскую разведгруппу, действовавшую в этой провинции, заставив проговориться одного из высших чиновников. Возможно, он тайным образом обращался за поддержкой и к королеве Елизавете Французской, сестре Людовика XIII, но во время открытой войны с Испанией Людовик, соблюдая кодекс чести, не вел переписку с сестрой.