Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь во Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII

Король ликвидировал прежние органы городского самоуправления; все городские укрепления со стороны суши были разрушены, все замки и укрепления вблизи города – срыты. Ришелье занялся реконструкцией порта.

Падение Ла-Рошели стало началом конца организованных выступлений гугенотов. Большинство из них, как бывший мэр Гитон, решили, что «лучше иметь своим государем короля, который сумел взять Ла-Рошель, чем того, кто не сумел ее отстоять». Но герцог де Роган продолжал сопротивляться: 3 мая 1629 года он заключил договор с Испанией, обещавшей мятежникам военную помощь. Католическая Испания оказывает помощь протестантам! Нарушение ею мирного договора было вызвано военной операцией Франции в Северной Италии (Людовик XIII поддержал герцога де Невера, претендовавшего на Мантуанский престол, против герцога Савойского). Мятеж в Лангедоке, как в свое время в Ла-Рошели, вышел за рамки внутреннего конфликта, и король принял самые решительные меры. Он оставил Ришелье в Италии, а сам с основными силами совершил бросок на юг. В полтора месяца с мятежом было покончено: король захватил Прива, а через две недели – считавшийся неприступным Але. Теперь уже армия получила полную свободу грабить имущество мятежников. Роган запросил о мире, и для переговоров срочно вызвали Ришелье. Мирное соглашение было подписано 28 июня 1629 года, но уже не включало политических уступок. Всем офицерам-гугенотам, пожелавшим перейти на королевскую службу, была предоставлена такая возможность без принуждения сменить веру. Среди таких офицеров был и сам Роган, впоследствии не раз отличившийся на полях сражений Тридцатилетней войны. Летом 1635 года он успешно оборонял Вальтелину отбиваясь от испанцев на юге и австрийцев на северо-востоке. Испанский генерал направил к нему французского дворянина с предложением перейти на его сторону. Герцог велел повесить изменника на виду у всех – французов и испанцев.

Ущерб, понесенный гугенотами за время военных действий, возмещать никто не собирался, да никому и не пришло в голову об этом просить. Крестьянам даровали прощение, а Анри де Рогану – еще и сто тысяч экю «на восстановление имущества».

20 августа Ришелье торжественно въехал в Монтобан – последнюю цитадель протестантизма – и отрапортовал королю: «Теперь с полным убеждением можно сказать, что источники ереси и бунта иссякли.. Все склоняются перед Вашим именем». Дальнейшие события подтвердили его правоту: ни граф де Суассон, ни маркиз де Сен-Map, пытавшиеся вновь взбунтовать гугенотов, чтобы покончить с властью кардинала, успеха не добились.

Впоследствии кардинал писал в своих «Мемуарах»: «С тех пор религиозные различия никогда не мешали мне оказывать всевозможные добрые услуги гугенотам, я различал французов только по степени их верности».

«Нет другого народа в мире, столь мало способного к войне, как наш. Легкомыслие и нетерпение, которые он проявляет в малейших трудах, суть два принципа, кои, к моему великому сожалению, лишь подтверждают это предположение, – писал Ришелье в своем „Политическом завещании“. – Упорство в труде и невзгодах – качества, необходимые на войне, – встречаются среди французов крайне редко».

Французы, почти сплошь крестьяне, действительно, не имели склонности воевать. Для этого нужно быть легким на подъем авантюристом, а не земледельцем-домоседом. Но если враг грозил его дому, крестьянин брался за оружие.

В мирное время ядро королевской армии составляли швейцарские наемники, гвардейские подразделения, несколько старых полков и крепостные гарнизоны. Ни о каком «патриотизме» не было и речи: в армии служили люди разных национальностей, вероисповеданий и социальных кругов. В те времена армия была отдельным обществом, главным правилом которого было жить по своим законам и за счет гражданских.

Король продавал капитанские и полковничьи чины. Перед очередной военной кампанией монарх вручал офицерам, назначенным на командные посты, предписания, наделявшие их правом вербовать солдат для пополнения вверенных им подразделений – рот и полков. На эти цели каждому офицеру выдавали определенную сумму денег, которую полагалось потратить на вербовку, экипировку и выплату жалованья в течение года, в несколько приемов. Контроля за расходованием этих средств не было, чем офицеры бессовестно пользовались. Они записывали в роты и полки «мертвые души», получая от короля больше денег, чем тратили в действительности. Во время смотров (деньги выдавали только по «предъявлении» рекрутов) капитаны пополняли ряды солдат «статистами». Дезертирство было им только на руку, позволяя присваивать жалованье. А дезертирство принимало повальный характер, тем более что капитаны зачастую не знали своих солдат в лицо, а у тех вместо имен были только прозвища. Предписания выдавались и губернаторам провинций; могло случиться, что мятежник, переметнувшийся на сторону врага, еще и получит деньги из казны на свое вооружение.

Кстати, офицеры, как низшего звена, так и высшего, тоже были неважными воинами. Капитаны больше думали о том, чтобы не остаться внакладе, интересы службы были отодвинуты на второй план. Их нельзя было упрекнуть в трусости, но вот дисциплины в войсках не было. Во время войны с Испанией маршал де Шатильон был вынужден снять осаду Сент-Омера, потому что маршал де Брезе (между прочим, родственник Ришелье) бросил войска и уехал домой. Он страдал мочекаменной болезнью и с легким сердцем покинул армию, потому что в его поместье созрели дыни – лучшее, на его взгляд, лекарство от его недуга. Маршала отстранили от командования, а Ришелье пришлось самому ехать в Пикардию, чтобы навести там порядок. Стратеги среди командующих тоже были наперечет.

Ледигьер умер; Ла Форс к началу активных военных действий с Испанией был уже стар. Шатильон долгое время провел в Голландии, обучаясь искусству вести осаду, и Людовик XIII сделал его маршалом после взятия Корби в 16 36 году, заявив, что «маршал де Шатильон понимает в осадах больше любого другого человека во Франции».

В войсках не существовало интендантской службы и санитарных рот. Чтобы поставлять солдатам хлеб, а лошадям фураж, король заключал сделку со «снабженцами», которые его обворовывали и не соблюдали условий договора. Солдаты часто голодали и ходили в лохмотьях. Раненым некому было оказывать помощь; первый военный госпиталь был основан только в 1639 году.