Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Но в то же самое время видели, как повсюду увеличивается экономический, нравственный и политический беспорядок. Кутежи разорили почти всю историческую знать Рима и принудили ее жить долгами, лихоимством, грабежами, [192] Примеры см.: Cicero. De offic, II, 14, 50; Drumann. G. R., IV, 6 и 19. искать дружественных и брачных связей с темными, но богатыми откупщиками и финансистами. Многие землевладельцы читали сочинения греческих агрономов или руководство к земледелию, составленное карфагенянином Магоном и переведенное по распоряжению сената. Они занимали небольшой капитал, сажали оливковые деревья и виноградные лозы, старались применять улучшенные способы земледелия, но неопытность, недостаток дорог, несовершенная организация торговли и высокие проценты препятствовали успеху этих попыток и часто разоряли тех, кто их делал. [193] Варрон (De re rust., I, 8, 1) говорит, что в его время, т. е. в эпоху, когда, как мы увидим, виноградники были уже большим богатством для Италии, много людей утверждало, что культура винограда в Италии не приносит прибыли. Это мнение, конечно, было воспоминанием о разочарованиях, испытанных первыми землевладельцами, применявшими культуру винограда в крупных размерах. Закон Спурия Тория, превративший большую часть общественного домена в частное достояние, побудил собственников к издержкам и после временного облегчения окончательно разорил их.

Каждый год открывались в Риме, в латинских и союзных городах новые школы риторики, где число слушателей постоянно увеличивалось и где вырабатывались национальный язык и красноречие; [194] Sueton. De dar. rhet., 1 и 2; Cicero. Brutus., 46, 160; см. также: Cicero. De or., 1, 4. латинский язык брал преимущество над языками сабельским и оским как язык разговорный и литературный; [195] Budinsky. Die Ausbreitung der lateinischen Sprache, 22–26. но многие из этих молодых адвокатов не находили ни покровителей, ни клиентов, которых могли бы зищищать. Эмиграция в провинции усилилась; много италийцев обогащалось на Делосе работорговлей, покупая и продавая людей, похищенных пиратами на всех берегах Средиземного моря; многие обогащались в Египте и особенно в Азии. Финансовая эксплуатация прежнего пергамского царства благодаря законам Гая Гракха приносила большие выгоды; откупщики — все римляне и италики, поддерживаемые правителями, — грабили провинцию, совершая там всевозможные обманы и насилия, вовлекая местных жителей в долги для уплаты податей, давая им взаймы деньги и мало-помалу захватывая их имущество; они входили даже в сношение с пиратами, чтобы те повсюду захватывали людей, которых перепродавали затем в Италии. Возникали крупные состояния, но многие также разорялись; и такая масса богатств, собранных обманом и насилием, рядом со столькими разорениями повсюду увеличивала сильное раздражение умов.

Люди, выбитые из своего класса, пришедшие в отчаяние, несостоятельные торговцы, разорившиеся собственники все более и более заполняли Италию наряду с небольшим числом выскочек-миллионеров. Повсюду мелкая собственность исчезала; олигархия капиталистов, состоявшая из римской знати, остатков старинной местной италийской знати, всадников, [196] Cicero. Pro Cluent., 56, 153.—Мне кажется вероятным, что Меценат, о котором говорит здесь Цицерон, — дед знаменитого друга Августа, всадника по происхождению. плебеев [197] См. пример Гая Октавия, финансиста из Веллитр, который был дедом Августа: Drumann. G. R., IV 229 сл. и вольноотпущенников, скупала земли в Италии, грабила Азию и собирала огромные богатства среди всеобщей ненависти.

Однако общественные финансы были расстроены и армия дезорганизована; флот, победивший Карфаген, гнил в италийских портах. Рим не был в состоянии усмирить восстания рабов, постоянно разражавшиеся в Сицилии и Кампании. Митридат, всегда деятельный, воспользовался кимврской войной, чтобы разорвать свой союз с царем Вифинии и захватить Каппадокию. В Италии разгоралось соперничество между финансистами и родовой знатью.

Всадники, гордые своими богатствами, своей клиентелой, своим правом суда, постоянно отказывавшиеся от государственных должностей для занятия собственными делами, считали себя равными разорившейся исторической знати или даже выше ее; [198] См.: Cicero. Pro Cluent., LVI, 153; Pro Rabirio Post, VII, 16. они, вероятно, много содействовали последним успехам народной партии и триумфальным повторным выборам Мария, спасшего Италию. Со своей стороны часть родовой знати, возмущенная всеобщим беспорядком, главной причиной которого были деньги, раздраженная своей бедностью и наглостью выскочек, скорбела о былом величии и могуществе. Знать жаловалась, что презренные богачи являются господами всего, даже правосудия; она требовала строгих законов против излишеств капитализма; она таила злобу к тем знатным, которые, подобно Гаю Юлию Цезарю, вступали в дружественные или брачные отношения с безродными богатыми всадниками, [199] Эти сношения фамилии Цезаря с финансовыми и политическими parvenus, столь важные для истории Цезаря, доказываются браком сестры Г. Ю. Цезаря-отца с Марием, обручением младшего Цезаря с Коссутией, богатой наследницей, дочерью одного финансиста (Sueton. Caes., 1), браком Атии, племянницы Цезаря, с Гаем Октавием, сыном богатого финансиста из Веллитр (Drumann. G. R., IV, 229 сл.). Мы увидим, что и другие факты подтверждают это предположение. или к тем, которые, забывая свое звание, становились дельцами. [200] Например, отец Луция Калыгурния Пизона, консула 58 г.: Cicero. Pis., XXXVI, 87.

Народная партия, сильная всеобщим недовольством, уже десять лет тревожила знать обвинениями и законами о преследованиях; но эта партия сама слишком пала с того высокого положения, какое она занимала при Гракхах. Она все продолжала повторять свои обвинения против знатных, предлагать аграрные законы, не пытаясь серьезно осуществить их, что, впрочем, было бы бесполезно, ибо бедные хотели более не земли, которую надо было обрабатывать собственными руками, но ренты, не требовавшей никакой работы. [201] Lange. R. А., III, 72 сл.

Два пылких и бесстыдных человека, Сатурнин и Главция, стояли во главе этой партии. Впрочем, несмотря на ее протесты и не обращая внимания на скандалы, авантюристы, честолюбцы, преступники заполняли государственные должности и изгоняли отовсюду людей честных, которым оставалось единственное утешение жаловаться на бедствия времени. Правосудие было только орудием угнетения в руках богатых и могущественных людей; насилие, обман, подкуп на выборах распространились повсюду; деньги становились в Риме, как когда-то в Карфагене, единственной целью жизни и высшим мерилом личного достоинства. И какое безумие можно сравнить с безумием массы людей, покидавших свое скромное, но обеспеченное положение земледельцев, чтобы испытать неверное счастье в предприятиях, или разорявшихся, чтобы дать хорошее воспитание своим детям. Последние, гордясь своим знанием, скоро стали стремиться к быстрому приобретению могущества и богатства своей болтовней на форуме. Особенно в высших классах общим мнением было, что распространение культуры является злом, потому что она создает революционеров, лиц, выбитых из своего класса, и преступников. [202] См. у Светония (De ci. rh., 1) эдикт против школ латинской риторики в Риме, изданный цензорами Гнеем Домицием Агенобарбом и Луцием Лицинием Крассом в 92 г., который является прекрасным выражением наиболее распространенных идей той эпохи. См. также у Цицерона (De or., III, 24) объяснения, которые дает Красс по поводу этого эдикта. «Изучивший греческий язык становится негодяем», — говорили обычно. [203] Cicero. De or., I, LXVI, 265.