Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Цицерон с энтузиазмом взялся за защиту сицилийцев. Еще в январе месяце он, как кажется, добился того, что претор Маний Ацилий Глабрион отверг обвинение, аналогичное выставленному теперь против Верреса и направленное против него Квинтом Цецилием, его прежним квестором. Неизвестно, было ли это обвинение серьезным или оно было выставлено по соглашению с Верресом. Потом, добившись отсрочки в 100 дней для собирания доказательств, он отправился в Сицилию.

Между тем консервативная партия не могла сопротивляться нападениям Помпея. Когда предложение о власти трибунов обсуждалось в сенате, только небольшое число сенаторов осмелилось противиться ему. Это были Марк Лепид, Марк Лукулл, Катулл, признававшие, однако, что предложение Помпея могло быть оправдываемо подкупностью сенаторских судов. [407] Cicero in Verr. A., I, 15; Ascon in Cic. Pro Cornel., 79, ed. Orelli. Большинство утвердило предложение. [408] Drumann. G. R., IV, 388. Это было решительным доказательством, что оппозиция аристократическому правительству после десяти лет скандалов и борьбы распространилась во всех классах и даже среди части знати, лучшей и худшей в одно и то же время, самой молодой, самой энергичной и самой образованной, самой честолюбивой, самой развращенной.

Старое аристократическое и земледельческое общество превратилось в торговое и плутократическое. От исторической римской аристократии осталось лишь небольшое количество фамилий, почти все обедневшие. [409] Как примеры знатных фамилий, разорившихся в эту эпоху, можно упомянуть фамилию Марка Антония, претора 75 г. (Drumann. G. R., II, 46), фамилию Аппия Клавдия Пульхра, консула 79 г. и отца знаменитого Клодия, Аппия Клавдия Пульхра, консула 54 г., и Клодии (Drumann. G. R., II, 184 сл.); фамилию Гнея Пизона (Sallust. С. С, 18), Публия Лентула Суры (17). См. то, что мы сказали выше о фамилии Цезаря. Плутарх (Cic, 10) говорит о бедности старой римской знати в эту эпоху. Высшие классы состояли не только из родовой знати, но также из богатых всадников, людей, выдющихся своим талантом, хотя бы и скромного происхождения, как Цицерон; наконец, из людей наиболее ловких и наиболее отважных во всеобщей борьбе за богатство, культуру и власть. Правда, было еще несколько древних фамилий, сохранивших идеи и чувства, переживающие во всех аристократиях их политическое падение и пробужденные реакцией Суллы; этими чувствами были ненависть к новым классам, презрение к современности, признаваемой вульгарной и испорченной, преклонение перед принципом власти и, следовательно, ужас ко всякому беспорядку, безразлично, будет ли он безумным и преступным или необходимым для прогресса. Эти люди не могли примириться с мыслью, чтобы сын крестьянина из Веллитр или Арпина, сделавшийся миллионером благодаря спекуляциям, соперничал с ними в богатстве и домогался разделять с ними государственные должности; что толпа темных адвокатов и вышедших из низов общества трибунов может предъявлять обвинения против патрициев, которых народ доброго старого времени почитал как полубогов; что римские башмачники, ремесленники, мелочные разносчики, торговцы, вольноотпущенники осмеливаются свистать им на форуме, отказывать в своих голосах при выборах; что нет ни к чему более уважения — ни к рождению, ни к состоянию, ни к мудрости.

Многие знатные, напротив, понимали, что нельзя более обращаться со средним классом и всадниками, сделавшимися столь могущественными, так же, как два столетия тому назад. Они понимали, что дух времени изменился, что следует считаться с новыми веяниями. И из выгоды, из философского убеждения, из честолюбия они приспосабливались к этому общественному порядку, в котором, несмотря на все протесты, ум и богатство одерживали верх над родовой знатью. Впрочем, приспособиться к демократическим изменениям в правах и учреждениях — это было самое верное средство сохранить социальное могущество знати. Централизация политических функций в Риме, личные дела, недостаток традиций и знатности, ужасные воспоминания революции и реакции отвратили от политики все всадническое сословие и средний класс. Таким образом, без обращения к еще не совсем исчезнувшим крупным знатным фамилиям нельзя было бы найти необходимых магистратов для управления империей. Если бы знать не упорствовала в абсурдных и устарелых домогательствах, она могла бы продолжать участвовать во всех государственных должностях.

После этого первого успеха творение Суллы было атаковано со всех сторон. Трибун Плавций с помощью Цезаря добился амнистии для всех оставшихся в живых участников междоусобных войн, включая войны с Лепидом и с Серторием. [410] Suet. Caes., 5. Цензура, уничтоженная семнадцать лет тому назад, была восстановлена, и цензоры Луций Геллий и Гней Лентул в апреле или мае исключили из сената много друзей Суллы, между прочим, того Гая Антония Гибриду, против которого безуспешно произносил обвинительные речи в 77 г. Цезарь.

Это было только начало. Луций Аврелий Котта, знатный с демократическими взглядами, предложил возвратить судебную власть всадникам: они почти все были богачами, и их нельзя было подкупить. [411] Cicero in Verr. A., II, II, 71, 174; II, 96, 233.—См.: Lange. R. A., III, 193. Но положение вещей осложнилось, и судебная реформа встретила сопротивление, более сильное, чем другие реформы. Этот закон, предложенный в то время, когда все общество стояло на стороне сицилийских обвинителей Верреса, взволновал консервативный лагерь. Трибуны только что получили свои прежние прерогативы, и достаточно было обвинить могущественного человека, чтобы все безапелляционно осудили его. Можно ли дать власть судить сенаторов их старым врагам, всадникам? Разве не окажутся тогда все правители провинций в полной власти своих подданных? Каждый год станут появляться в Риме депутации от всех провинций, требуя справедливости, а суды под давлением общественного мнения постоянно будут выносить обвинительные приговоры. Добрые намерения и хорошая мораль всех партий и всех классов продолжаются обычно только до тех пор, пока можно с ними сохранить власть. Масса консерваторов уже давно допускала, что необходимо улучшить правосудие и уничтожить злоупотребления. Но в страхе, как бы правосудие не постигло их самих, они без колебания отвергали все проекты реформ. Они старались не только провалить судебный закон, но они предприняли спасение Верреса, процесс и осуждение которого должны были повергнуть всю их партию в позор и лишить доверия. Решили выставить кандидатов на все наиболее важные магистратуры и употребить все средства для их проведения. Знаменитый адвокат Квинт Гортензий и Квинт Метелл были кандитатами на консульство. Марк Меттелл, брат Квинта и Луция, правителя Сицилии, должен был домогаться претуры. Эти кандидаты и другие выдающиеся аристократы скоро условились с Верресом. Последний обещал употребить все свои силы в их пользу на выборах. Гортензий брал на себя его защиту. Квинт и Марк Метеллы написали своему брату Луцию, чтобы тот уничтожил все доказательства злодеяний Верреса. Если же они будут выбраны и закон Котты будет отвергнут, то должно постараться отложить процесс до следующего года, а тогда он будет разбираться перед сенаторским судом под председательством, может быть, Марка Метелла, и консул явится защитником Верреса. [412] Ciccotti. P. V., 155.