Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Как раз в эту эпоху в Риме появился в первый раз великий лирический поэт, чьи страстные стихи отражают моральный и социальный кризис республики.

Гай Валерий Катулл родился в 84 г. в богатой веронской семье, [687] О дате см.: Giussani. L. R., 158. получил прекрасное литературное образование, потом двадцати лет прибыл в Рим, где, введенный Корнелием Непотом в высшее общество, скоро познакомился со всеми знаменитыми людьми, богатыми купцами и выдающимися дамами.

Продолжая приобретать книги и заниматься науками, [688] Cat., LXVIII, 31. он без удержу стремился к рассеянной жизни, тратил деньги без счета и делал долги, ссорясь из-за них со своим слишком скупым отцом. [689] Giussani. L. R., 159. Он страстно влюбился в прекрасную и развращенную Клодию, жену Метелла Целера. Эта победа вначале ему стоила мало труда, неистовые восторги простодушного молодого человека должны были нравиться Клодий как приятное развлечение после стольких пошлых любовников. Но в то время как для Клодий эти отношения были только мимолетным капризом, для молодого поэта они сделались сильной страстью, ревнивой и исключительной, которая с такой легкомысленной и капризной женщиной принуждала его проводить все время в ссорах и примирениях, в оскорблениях и мольбах, в отчаянии и безропотности. [690] Cat., V; XLII; LI; LXVIII, 131 сл., LXX; LXXII; LXXVII; ХСII.

Для утешения среди этих мучений Катулл прибегал к своему чудному поэтическому гению и в своих стихах, искренних почти до грубости, с чудесной силой и разнообразием ритма, мотивов и выражения, передает все наиболее легкомысленные и скорбные моменты своей жизни: внезапное влечение страсти, сладкую доверчивость дружбы, комическую печаль задолжавшего человека, меланхолию отъезда в далекое путешествие, скорбь о смерти в Азии своего молодого брата; грубые выражения внезапного и скоропреходящего гнева; нежные мимолетные воспоминания, когда посреди римской суматохи он думал о своем прекрасном голубом Гардском озере, уединенном и спокойном, о своем домике в Сирмионе, ожидавшем его, подобно старой кормилице, ожидающей бродягу-сына, сбившегося с пути в огромном свете; наконец, любовь, которая, страстная и ревнивая, с ее мучениями и неразрешимым противоречием, грызла его сердце:

Поэзия Катулла помогает нам объяснить удачу политической революции, произведенной Цезарем во время своего консульства. Такие субъективные и страстные стихи возможны только в эпоху, когда образованные классы не имеют более другой цели, кроме искания самых разнообразных наслаждений, богатства или любви, игры или философии, и оставляют общественные дела классу профессиональных политиков, большинство которых всегда бывает на службе партии, кажущейся наиболее сильной.

Когда Цезарь неожиданно узурпировал власть сената, большинство сенаторов слишком испугалось попасть в немилость у трех вождей демократии, которых их соединение сделало слишком могущественными. Катон и Бибул тщетно пытались организовать оппозицию. Высшие классы, недовольные, но инертные, склонились под ярмом демагогической тирании. Только Лукулл хотел одно мгновение противодействовать триумвирам, но Цезарь пригрозил начать против него процесс по поводу добычи, приобретенной им в восточных войнах, и он замолчал.

Однако обычное благоразумие не покинуло Цезаря. Он прекрасно понимал, что так быстро приобретенное могущество может исчезнуть еще быстрее. Он заставил принять ряд революционных законов, но он знал, что, как только покинет Рим, консерваторы постараются их уничтожить. Поэтому с поистине удивительной энергией он работал в продолжение остальной части года над утверждением могущества триумвирата. Прежде всего нужно было добиться избрания на следующий год консулами лиц, преданных ему и его друзьям. Кандидатами выбрали Авла Габиния, человека, всецело преданного Помпею, и Луция Кальпурния Пизона, потомка старинной знатной фамилии, но не сохранившего отпечатка своего происхождения. Его отец, потеряв свое состояние, взялся за дела, приобретал деньги военными поставками во время гражданской войны и женился на богатой плебеянке, дочери купца из Плацентии. [692] Cicero in Pis., 87. Пизон, насколько можно судить, был человек образованный, но готовый поступить на службу к любой партии, лишь бы достигнуть богатства и почестей. Цезарь, чтобы быть в нем уверенным, обручился с его дочерью Кальпурнией.

Кроме того, было необходимо удалить из Рима возможно большее число выдающихся консерваторов и располагать в комициях большинством, на которое можно было бы положиться для того, чтобы даже в отсутствие Цезаря консервативной партии не удалось заставить народ отменить все то, что он, Цезарь, заставил принять. При гражданском эгоизме и недоброжелательстве высших и средних классов только в бедной и грубой массе населения, среди нищих, ремесленников и вольноотпущенников можно было найти толпы верных избирателей, готовых голосовать по приказанию вождя. Однако события последних лет доказали, как опасно было слишком доверяться неорганизованной черни, подвижной подобно морскому песку. Цезарь возымел тогда идею организовать по крайней мере часть этой черни в настоящий избирательный корпус; и, нуждаясь для этого в человеке, ловко выбрал Клодия, у которого аристократическая гордость его предков превратилась в страсть ко всему грубому и вульгарному и который любил посещать воров, бродяг и всякую кабацкую грязь. Цезарь предложил ему свою помощь при выборе его в народные трибуны при условии, что тот сделается его главным избирательным агентом. Клодий принял предложение из честолюбия, чтобы в течение года быть в качестве трибуна господином Рима и отмстить Цицерону, против которого он питал жестокую ненависть со времени свидетельства, данного по делу о святотатстве.

Но Бибул отложил выборы с июля на октябрь. Тем временем Цицерон, вернувшийся к началу июня из Кампании, [693] Drumann. G. R., II, 230; V, 16. увидел, что среди этой агитации его кредит быстро возрождается. Помпей не упускал случая выказать ему свое расположение. [694] Cicero. А., II, XIX, 4. Цезарь предложил назначить его своим генералом в Галлии. [695] Ibid., II, XVIII, 3; II, XIX, 5. Оба они желали иметь его своим сторонником. Люди оппозиции, недовольные, консерваторы, молодежь так же осаждали его дом, как во времена Катилины. Можно было подумать, что он был единственным человеком, способным восстановить конституцию. [696] Ibid., II, XXII, 3.