Николай Суханов - Записки о революции

А в пятом часу открылось новое «историческое заседание» в указанном составе. «Всю демократию» представляла теплая компания, состоявшая из Чхеидзе, Церетели, Гоца, Авксентьева с добавлением столичных городских голов, эсерствующих кадетов Руднева и Шрейдера, кооператора Беркенгейма и просто обывателя Душечкина. «Представительство» демократии, как видим, было организовано не только самочинно, но с большой наглостью и цинизмом – на глазах у Демократического совещания, которое еще не закрылось. Вся делегация состояла из заведомых единомышленников Керенского или Набокова и так же мало могла представлять Демократическое совещание, как само это совещание могло представлять демократию.

И результаты мы сейчас увидим. Чтобы читатель мог проследить все стадии предательства, я немного остановлюсь на ходе «переговоров»… Заседание открыл Керенский очень интересной речью. Ввиду «сложной» и неблагополучной конъюнктуры в стране он, глава государства, счел за благо созвать это совещание, «прежде чем опубликовать новый состав правительства». Решения Демократического совещания не обязательны для него как для общенациональной власти. Но правительство очень серьезно прислушивается к его мнениям. Выдвинутая им идея Предпарламента приемлема. Предпарламент должен сплотить вокруг правительства все живые силы страны. Власть должна быть коалиционной. Правительство считает для себя обязательной «охрану единого источника власти, исходящего из революции 27 февраля, – власти общенациональной, единой, суверенной и независимой». Правительство продолжает стоять на той точке зрения, что организация власти и пополнение состава правительства принадлежат ныне только Временному правительству. Оно руководствуется программой, выработанной в его среде; выработка новых программ и деклараций – «работа тщетная». Предпарламент не может иметь функций и прав парламента, и правительство не может нести перед ним ответственность. Наоборот, организация Предпарламента будет принадлежать правительству, которое и привлечет в его состав представителей разных классов. Само собой разумеется, что правительство будет стремиться к солидарной деятельности с Предпарламентом… Новая власть должна быть создана сегодня же. Буржуазия и демократия должны сплотиться для борьбы с анархией, от которой гибнет страна.

Керенский знал, что делал, изрекая все это. Любой революционер и демократ, мало-мальски себя уважающий, не затруднился бы разоблачить опереточный характер этого «суверена» и дать отпор его наглости, как бы ни была она наивна. Но перед Керенским не было революционеров и демократов. Люди, пришедшие, чтобы предать, конечно, должны были позволить оплевать себя совершенно безвозбранно… Слово от имени «всей демократии» было, конечно, за Церетели. Но для того чтобы окончательно загнать в угол бывших советских людей, биржевики взялись предварительно разъяснить ситуацию. Это сделал, во-первых, оратор единственного партийного ЦК, представленного на совещании, кадет Набоков, а во-вторых, делегат московской биржи Третьяков.

– Конечно, – заявили они, – мы совершенно солидарны с Керенским. Но любопытно, что нам на все это скажут представители демократии. Ведь, кажется, между ними и Керенским целая пропасть. Керенский считает правительство единственным источником власти, а демократический съезд для создания власти прислал сюда правомочную делегацию. Керенский заявил, что для общенационального правительства программа 14 августа не обязательна, а съезд поручил исходить из этой программы. Керенский рассматривает Предпарламент как совещание при правительстве, которое оно само для себя организует, а съезд принял резолюцию, согласно которой правительство ответственно перед Предпарламентом… Тут пропасть, а не единение. Пусть граждане демократы перебросят через нее мост, а потом будем разговаривать.

Ну как мог ответить на все это Церетели? В ответ цензовикам, взявшим быка за рога, Церетели говорил так:

– По вопросу об источнике власти между нами разногласий нет. С начала революции и при всех многочисленных кризисах власть санкционировалась, с одной стороны, цензовиками, с другой – демократией. Теперь также необходимо соглашение… Затем, у правительства должна быть яркая демократическая платформа. И мы считаем необходимым, чтобы программа 14 августа была положена в основу деятельности нового правительства… Далее, оторванность власти от общественного базиса должна быть устранена. Для этого необходим Предпарламент. Функции его должны заключаться в контроле над деятельностью правительства, в предъявлении правительству права запросов и в праве выражать правительству свое доверие или недоверие…

Это совершенно не удовлетворяет цензовиков. Они всей массой бросились в бой, ибо было ясно, что здесь, при борьбе до конца, они достигнут полной победы. Один прямо потребовал отмены программы 14 августа. Другой прямо потребовал отмены ответственности. Что же касается «источников власти», то тут требовать было нечего, так как Церетели уже отменил резолюцию съезда и согласился поставить «полномочную демократию» в хвосте свиты Керенского. После десятков пустых речей, уже после полуночи, Церетели резюмирует так:

– Дело не в том, чтобы в декларации правительства была ссылка на программу 14 августа, а в том, чтобы правительство осуществляло те меры, которые объединенная демократия перечислила в декларации Чхеидзе в Москве. Что же касается ответственности, то присутствующие представители революционной демократии считают возможным согласиться на то, чтобы Предпарламент был созван Временным правительством, которое должно выработать и формы его конституции, и чтобы Временное правительство не носило формальной, в парламентском смысле, ответственности перед Предпарламентом…

Впрочем, дать окончательный ответ, а равно и решить вопрос о декларации Церетели предлагал уже завтра. Сейчас было уже три часа ночи, и «историческое совещание» разошлось по домам.

А пока судили и рядили в Зимнем, Демократическое совещание успело закрыться. Оно ведь было больше не нужно и могло спокойно разъезжаться. Церетели с Рудневым все отлично сделают сами. Надо было только утвердить состав «представительного органа». Кажется, на заседание собрались часу в шестом. Долго ждали «звездную палату» из Зимнего, но наконец решили обойтись без нее. Я помню заседание фракции меньшевиков-интернационалистов, состоявшееся тут же на сцене и посвященное выборам. Помню, список был общий с официальными меньшевиками («наша партия!»), причем после каждых двух официальных кандидатов вставлялся один мартовец. Мы составляли треть меньшевиков, тогда как на июньском советском съезде мы составляли не больше одной пятой.