Рене Фюлёп-Миллер - Святой дьявол - Распутин и женщины

Частой посетительницей была также супруга одного полковника, оперная певица с красивым звучным голосом. Супруг знал об ее отношениях со старцем, но не препятствовал этому, потому что и он был убежден, что общение со святым человеком может пригодиться его жене. Иногда певица звонила Распутину и по телефону исполняла какую-нибудь из его любимых песен. Тогда Григорий Ефимович подзывал своих подруг, давал им трубку по очереди послушать и просил певицу спеть цыганский романс "Тройка" или песню "Барыня", иногда он даже плясал с телефонной трубкой в руке.

Среди женщин, постоянно окружавших Распутина, наряду с теми, которых он излечил от болезни или утешил в глубокой печали, были и такие, чьи души терзала беспокойная чувственная страсть, и они открыто искали у Распутина освобождения от грешных желаний. Григорий Ефимович, как в то верили посвященные в "хлыстовские мистерии", превзошел всякую греховность, благодаря "тайной смерти", и достиг "высшего праведного бесстрастия". Он сам часто объяснял своим ученицам:

- Бог наградил меня бесстрастием; я касаюсь женщин, и мне кажется, будто я касаюсь дерева. У меня нет страстных влечений, и дух бесчувственного покоя исходит от меня к женщинам, которые рядом со мной, так что и они становятся святы и чисты!

К этим поклонницам принадлежала высокая молодая девушка, по имени Маша, в гимназическом платье, которая уже в приемной выделялась своим необычным поведением и странным отталкивающим выражением лица с тяжелым подбородком, низким выпуклым лбом и серыми неприветливыми глазами. Лицо было белое, словно мел, тусклые светлые волосы она стягивала в большой узел, а челка часто падала на глаза, из-за чего ей приходилось каждую минуту нетерпеливо встряхивать головой. Подобно животному, она острым языком часто облизывала полные полуоткрытые ярко-красные губы, чтобы затем, судорожно зевая, скрыться за ближайшей дверью.

Гораздо симпатичнее в сравнении с ней казалась Вишнякова, няня наследника, также принадлежавшая к узкому кругу Распутина, и она отдалась старцу в твердом убеждении, что этим сможет изгнать из тела дьявола чувственности. Подобное произошло с двумя светскими дамами, княгиней Долгорукой и княгиней Шаховской, женщиной с ясными темными глазами, одетой, как сестра милосердия, оставившей из-за Распутина дом и детей; они также на несколько мгновений появлялись в приемной, иногда в сопровождении простой крестьянки Лопатинской, как и они, принадлежавшей к "близким".

Эти женщины без всяких раздумий отдались Распутину, потому что, по их мнению, преданность плотская и духовная должна была привести к вечному спасению. Именно Распутин обладал чудесной способностью изгонять "дьявола чувственного удовольствия", поэтому женщины шли к нему так же, как идут к врачу, который может вылечить их от болезни; и ни одна не чувствовала, что совершает что-то неприличное или предосудительное.

Даже члены семьи Распутина, его жена и дочери, были уверены в его чудодейственной силе. Прасковья Федоровна относилась к образу жизни супруга спокойно, терпеливо и без каких-либо упреков, так как ее скромное смирение было исполнено веры в посланную Богом высокую миссию Григорию Ефимовичу и в то, что его распутство служит святой цели. Она глубоко почитала его и была ему верной служанкой.

Дочери Матрена и Варя относились к отцу с глубоким уважением и восхищением и твердо верили в его божественную миссию.

Его старшая дочь Матрена, ревностно славившая отца, особенно часто принимала участие в собраниях женских кружков в его столовой. В ее более поздних дневниках можно найти записи, свидетельствующие о любви к отцу.

"Впервые, - пишет она в 1918 году, - я снова почувствовала близость моего дорогого отца, которого нет в живых уже более года. Хотя мы не можем услышать его голос, мы ясно ощущаем его присутствие здесь. Я сама видела его во сне, похожие видения были у Ольги Владимировны Лохтиной. Вчера она говорила об учении моего отца, и было такое чувство, будто ее устами говорил его собственный дух. Со вчерашнего дня я еще сильнее полюбила Ольгу Владимировну; она рассказала мне, что была на Гороховой улице в Петербурге, отыскала дом моего отца и ясно почувствовала, что в нем живет его дух".

Кроме дочерей Матрены и Вари, у Распутина был еще сын по имени Митя, он был немного глуповатый парень, постоянно смеялся и странно мигал, в остальном же был добрым юношей, безгранично привязанный к отцу, а тот очень любил его, именно из-за его недостатков. Во время войны старцу удалось добиться для сына места помощника санитара в императорском госпитале и таким образом он оградил его от опасностей военных действий.

То уважение, которым Распутин пользовался в кругу своих близких, привело к возникновению в семье патриархальной атмосферы тесной привязанности друг к другу. Его родные только и заботились о нем и старались сделать его жизнь как можно более приятной, тогда как он, исполненный нежности, обеспечивал их благосостояние. Семья была не последним фактором, побуждавшим Григория Ефимовича принимать со всех сторон взятки и богатые подарки, если его приглашали к праздничному обеду, он возвращался домой с полными карманами и одаривал жену и дочерей самыми разными лакомствами, что доставляло ему большое удовольствие.

Таким образом, Распутин был окружен людьми, которые изо всех сил старались делать ему добро, защитить его и устранить горести и заботы повседневной жизни. Одновременно с этим его последователи, знатные княгини и придворные дамы, а также простые крестьяне, и члены его семьи были преданными апостолами, возвещавшими его святость.

* * *

Если Распутин не был в Царском Селе или в столичных канцеляриях, если он не вел в рабочем кабинете переговоры с финансовыми магнатами, то чаще всего его можно было найти в столовой в кругу учениц. Откуда бы он ни возвращался домой, первым делом он шел в эту "святыню", где его уже нетерпеливо ожидали женщины. Они находились там в течение всего дня, сидели вокруг большого, богато накрытого стола, украшенного цветами, рассказывали о чудесных событиях из жизни Григория Ефимовича и пытались проникнуть в скрытый смысл его слов.

Даже если он отсутствовал всего в течение получаса, все равно, в тот момент, когда открывалась дверь и он входил, разыгрывалась одна и та же сцена восторженного приветствия: женщины вскакивали со своих кресел, подбегали к "святому отцу", окружали и ласкали его, пока он не поднимал правую руку, благословляя каждую в отдельности, и запечатлевал на волосах отеческий поцелуй. Задыхаясь от счастья, они отходили от него, глубоко потрясенные этим благословением, и рассаживались вокруг стола.

Григорий Ефимович обычно опускался на предложенное ему место, принимался за еду и между делом коротко говорил о Боге и спасении. Его почитательницы привыкли, что от столь возвышенных тем он вдруг переходил к совсем иным вопросам и, не переводя дыхания, рассказывал последние двусмысленные анекдоты из собрания князя Андронникова. Старательно пережевывая, он потчевал сотрапезников сплетнями о высшем петербургском обществе, говорил о связи старого слабоумного Протопопова с какой-то медсестрой, затем передавал новости из Ставки и вдруг погружался в самую гущу тайн высокой политики Царского Села. Иногда в дверях показывалась голова какого-то юноши, странно улыбавшегося и подмигивавшего обществу. Если кто-нибудь из новых членов кружка пугался и спрашивал, кто это, Распутин добродушно отвечал: