Рене Фюлёп-Миллер - Святой дьявол - Распутин и женщины

- Разве Илиодор тебя не любит? - вскричала Лохтина. - Он любит тебя, он любит тебя, ах, как он тебя любит... Но для меня ты Бог, мое счастье, мой мир!

Распутин дал знак рукой, к нему подошла Дуня и что-то прошептала на ухо, указывая глазами на спальню. Он быстро поднялся и через переднюю прошел в спальню. Тотчас Лохтина быстро, как только позволяли ей огромные сапоги, подскочила к столу, схватила стакан, из которого пил Распутин, налила вина, встала на диван, простерла руки и несколько минут стояла, будто жрица, совершающая обряд. В комнате воцарилась гнетущая, тяжелая, натянутая тишина. Наконец Лохтина вновь зашевелилась, поднесла стакан к губам, медленно выпила вино и снова опустилась на диван, где и осталась лежать с простертыми руками и закрытыми глазами. Старая Головина громко вздохнула и повернулась к Муне:

- Ах, Муня, зачем ты привела меня сюда сегодня? Я снова совсем больна! - Затем обернулась ко мне. - Если бы вы только видели, что творилось здесь вчера утром! Меня пришлось отпаивать лавровишневыми каплями, и еще сегодня я дрожу всем телом. Я не могу на все это смотреть равнодушно!

- Мама, перестань же, - печально прошептала Муня.

- Почему Ольга Владимировна ведет себя так странно? - осведомилась я.

Мунины мечтательные глаза смотрели куда-то вдаль; она ответила с каким-то особым благоговейным восхищением, тихо и спокойно:

- Нужно только понять ее.

- Ах, нет, - быстро возразила старая Головина, - и я уже давно отказалась от этого. - Она показала на ярко-красные пятна на своих щеках и с некоторой горечью добавила:

- Вы только посмотрите на меня! Я не хочу быть лучше, чем я есть, и не притворяюсь, но все это невероятно действует на меня. Я уже четыре года знакома с Григорием Ефимовичем и безгранично люблю его. Я люблю также и Ольгу Владимировну, но ее поведение мне абсолютно непонятно, и я не могу одобрить ее поступки!

- Когда я молчу, начинают говорить кошки! - закричала Лохтина, неожиданно снова пришедшая в себя, и захлопала в ладоши. Затем вскочила с дивана и подкралась к дверям спальни, сквозь которые доносилось грубое бормотание Распутина и женский смех. Она наклонилась и жадно прильнула к щели в дверях.

- Не входить, не входить! - сердито закричал Распутин и изнутри придержал двери.

Лохтина дико засмеялась, ударила кулаком в стену и закричала:

- Возьми себе еще больше, еще больше! Возьми же ее, спрячь под кроватью, под паркетом! Ведь ты же принадлежишь мне, и я никому тебя не уступлю, никому, никому! Спи хоть со всем светом, ты мой, мой!

Она отошла от двери, закрутилась на месте и, когда у нее закружилась голова, упала на диван, напевая вполголоса.

У стола возникло движение. Я обернулась и увидела, как беременная дама медленно встала и с вытянутыми вперед руками, словно сомнамбула, подошла к дивану; ее широко открытые глаза неподвижно смотрели на Лохтину, а сухие губы исказила судорога. Она еще не дошла до дивана, как муж быстро подскочил к ней, взял под руку и силой, несмотря на отчаянное сопротивление, увел в прихожую. Только было начавшийся разговор за столом прекратился, и снова в комнате наступила тишина.

С этого момента оставаться спокойными стало невозможно: беременная дама своим поведением выразила то, что уже давно все чувствовали: остается либо уйти, либо кричать и бить все вокруг. Вырубова поднялась первая, за ней последовала великая княгиня Милица Николаевна и ее юная спутница. Она направилась в прихожую, но вдруг из спальни выскочила Мария Головина и бросилась на шею великой княгине. Та наклонилась, Мария страстно осыпала поцелуями шею, губы, волосы, глаза, затем обняла, и они вместе ушли.

Я с нетерпением ожидала возвращения Распутина, чтобы попрощаться с ним. Когда Распутин наконец вышел из прихожей, я поднялась, подошла к нему, попрощалась с оставшимися гостями и обратилась к нему:

- Я ухожу, Григорий Ефимович, до свидания.

Он быстро подошел ко мне, обнял за плечи, заглянул глубоко в глаза и озабоченно произнес:

- Ты уже уходишь, душенька? Ну, а когда ты придешь опять? Я очень полюбил тебя!

Но когда я заметила, что он может мне позвонить, раздался дикий смех.

Лохтина скорчилась на диване и в ярости кричала:

- Что я слышу! Он, Бог Саваоф, звонит по телефону какой-то девке!

- Все, довольно, - сказала я и почти бегом поспешила в прихожую. Распутин заторопился за мной, обнял меня, крепко прижал к себе и обеспокоенно спросил:

- Вот, скажи мне, ты видела здесь только плохое или же поняла что-то хорошее?

- Я не знаю, - ответила я и попыталась высвободиться. Но он не отпускал меня и шепнул на ухо:

- А ты придешь опять или нет?

Из спальни вышли Вырубова и великая княгиня, уже в пальто. Они подошли к Распутину, посмотрели ему в глаза:

- Отец, до свидания.

- Всего хорошего, всего хорошего, - сказал Распутин, перекрестил их и поцеловал на прощание.

Вырубова взяла его руку, с легким стоном прижала к разгоряченному лицу и поцеловала ее с безграничным почтением. Ее глаза блестели неестественным блеском, и она дрожала всем телом.

* * *

Я улучила момент и незаметно через кухню проскользнула в заднюю часть дома. Медленно, погруженная в раздумья обо всем происшедшем, я спустилась по почти абсолютно темной лестнице. Вдруг я почувствовала, как кто-то легко коснулся моей шубы, и услышала тихий женский голос:

- Вы идете от него?

Я удивленно обернулась и в тусклом свете увидела маленькую женскую фигурку, сидевшую, согнувшись, на самой верхней ступеньке лестницы. Незнакомка протянула руку и удержала меня за полу.

- Почему вы ходите к нему? - спросила она бесцветным, печальным, робким голосом.

- Собственно говоря, я и сама не знаю, - уклончиво ответила я. Незнакомка поднялась и совсем близко подошла ко мне.

- Вы не принадлежите к его постоянному окружению, я это знаю точно, убежденно прошептала она и попыталась рассмотреть выражение моего лица. Ее маленькая холодная рука проскользнула в мою муфту и сжала кончики пальцев.

- Ради Бога, выслушайте меня! Я схожу с ума, если мне не с кем поговорить. - Она потащила меня вниз по лестнице мимо дворницкой и вывела на улицу. Мы прошли через проходной двор, затем по пустынному переулку подошли к низким воротам, и, наконец, остановились у двери, обтянутой клеенкой.

Незнакомка сильно постучала, дверь открылась, выглянула юная девушка и что-то сказала по-польски. Я позволила провести себя в комнату, в которой пахло землей, увядшими листьями, апельсинами и мхом. Мы явно находились в задней части цветочного магазина, кругом стояли горшки с полузасохшими рододендронами, в углу лежала цветная бумага, куча мха и корзинки с цветущими гиацинтами.

- Я должна вам все рассказать, - прошептала незнакомка, опускаясь на какой-то ящик и усаживая меня рядом. - Послушайте меня, ради Бога! Вы так молоды, так счастливы. Выслушайте меня...