Рене Фюлёп-Миллер - Святой дьявол - Распутин и женщины

- Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, мой милый! Я знаю!

В этом случае он редко ошибался и почти всегда точно передавал мысли. Было такое впечатление, что вино и пение цыган пробуждали в нем способности ясновидения, что нередко сильно пугало гостей.

Иногда же он, опустошая стакан за стаканом, пристально смотрел в пространство, как бы пытаясь что-то рассмотреть, и грустно начинал рассказывать о Сибири, своей маленькой деревушке, о великолепных душистых цветах на берегу Туры, о своем крестьянском хозяйстве. С восторгом влюбленного он вспоминал о своих лошадях в Покровском, говорил о том, как скучает по ним, и неожиданно в непристойных словах начинал описывать любовную игру лошадей, какую еще ребенком наблюдал в отцовской конюшне. Грубо притягивал к себе какую-нибудь из сидевших рядом знатных дам и шептал ей осипшим голосом: "Иди ко мне, моя хорошая кобылка!" Затем вновь описывал красоту степей, преимущества и значение крестьянского труда, показывал всем свои мозолистые шершавые ладони, чтобы гости по достоинству оценили его. С гордостью, не без вызова, восклицал:

- Ну, посмотрите на эти руки! Эти мозоли нажиты тяжким трудом!

Иногда с дерзким вызовом обращался к господам с бриллиантовыми булавками на воротнике или к красавицам в декольтированных вечерних платьях:

- Да, да, мои дорогие, я знаю вас, я читаю в ваших душах! Все вы страшно избалованы и хитры. Эти роскошные туалеты и драгоценности бесполезны и вредны! Человек должен смирять свою гордыню! Вам надо быть проще, гораздо, гораздо проще, только тогда вы приблизитесь к Богу! Поехали со мной летом в Покровское, в бескрайние сибирские просторы. Мы будем ловить рыбу и работать в поле, и тогда вы, глядишь, научитесь понимать Бога!

Особенно бросалась гостям в глаза еще одна странность старца: он имел привычку во время пения и танцев рассылать маленькие записки тем женщинам, которым хотел понравиться, а также цыганкам из хора, служанкам и официанткам; в них писал очень примитивные, наивные, банальные, часто сумбурные фразы, как то: "Не избегай любви, потому что она мать твоя!" или "Я озаряю тебя светом любви и этим живу. Да пошлет Бог твоей душе покорность и радость благотворной любви".

Как-то он передал одной даме подобную записку, когда заметил, что ее служанка с любопытством наблюдает за ним. Он немедленно сочинил записку и ей: "Бог любит труд, а твоя честность всем известна!"

Какими бы однообразными ни были эти "мудрые изречения", составленные охмелевшим от вина и пения старцем, его почитательницы в каждом слове находили глубокий скрытый смысл. Элегантные дамы сохраняли эти "любовные письма" Распутина, которые нередко невозможно было расшифровать, в дорогих корсетах, служанки же прятали их на груди, чтобы ежедневно доставать их и пылко целовать; чем непонятнее был смысл таких изречений, тем ценнее казались почитательницам Распутина его странные записки.

Но не всегда, впрочем, любовный пыл "святого человека" ограничивался безобидными цитатами из Библии, проповедями о радостях жизни или наивно-бессмысленными каракулями: гораздо чаще его приподнятое настроение чисто по-крестьянски переходило в дикий восторг или приступ неистовой, страшной ярости.

Не раз случалось, что мирно начатое торжество к концу переходило в дикую оргию. Григорий Ефимович словно с цепи срывался и устраивал ужасный скандал. Такие случаи были исключительно неприятны для ответственных лиц, на которых лежали охрана и контроль за Распутиным, и даже очень высокие государственные деятели часто оказывались в неловком и затруднительном положении, так как подобные происшествия врагами Распутина всегда всячески раздувались, распространялись повсюду. И в светском обществе, и в придворных, и в правительственных кругах существовали влиятельные группы, которым на руку был любой повод для нападок на Распутина.

Царская чета очень болезненно переживала любое неприятное сообщение, связанное со старцем, особенно потому, что нападки на Распутина задевали репутацию царя и царицы. Поэтому немногие преданные государю люди делали все возможное, чтобы всеми силами предотвратить огласку такого рода скандалов. Особенно в тот период, когда Белецкий был помощником министра, принимались все меры предосторожности, чтобы по возможности ограничить поездки Распутина, приводящие к неприятным последствиям, а самого старца уговаривали не устраивать свои шумные пирушки в общественных заведениях.

Так как это не всегда удавалось, а Григорию Ефимовичу доставляло особое удовольствие ускользать от надзора полицейских, власти позаботились, чтобы в ресторанах ему предоставлялись отдельные кабинеты, из которых ни звука не доходило до остальной публики. Но тем не менее иногда не удавалось избежать скандала, когда Григорий Ефимович после танцев и пения с цыганами в состоянии сильного опьянения, шатаясь, проходил по коридору.

Тогда как преданные царю лица прилагали все усилия, чтобы скрыть скандалы, другие лица и ведомства, настроенные против старца, использовали все возможности, чтобы вызвать подобные скандалы и использовать в своих целях общественное негодование.

Не единожды на "Вилле Роде" и у "Донона" в Петербурге или в ресторане "Яр" в Москве специально устраивались пирушки, чтобы вызвать открытое негодование и таким образом скомпрометировать старца. Было хорошо известно, что Распутин, в трезвом виде достаточно сдержанный в своих речах, становился болтливым, если перед ним стояли бутылки с вином и пели цыгане.

В таких случаях он выбалтывал интимные подробности из жизни Царского Села, и во всеуслышание заявлял, что царица Александра Федоровна - это "вторая Екатерина", именно она управляет Россией, а не добродушный, славный, безвольный Николай. Если Григорий Ефимович был навеселе, его легко можно было довести до такого состояния, что в присутствии собутыльников он начинал телефонные разговоры с министрами и при этом бросал различные необдуманные замечания; каждое слово, сказанное опьяневшим, плохо соображавшим Распутиным, уже на следующий день соответствующим образом приукрашенное, распространялось его врагами по всей столице. Эта отвратительная провокация, этот способ доводить человека до состояния опьянения и затем компрометировать с помощью его необдуманных высказываний, все же долгое время не приносил организаторам желаемого успеха: царица, а также и царь, слишком хорошо знавшие самобытную, грубоватую, но впрочем добрую натуру Григория Ефимовича, полностью отвергали все подобные сплетни о якобы оскорбительных высказываниях Распутина по отношению к царскому дому. Они оставались верны своему "другу", несмотря на то, что его противники заботились, чтобы искусно провоцированные скандалы не прекращались.