Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина

После исчезновения с карт политической географии государст­ва Советский Союз в мире и самой России у политиков, общест­венности и обывателей возникла эйфорическая уверенность, что наконец-то наступил век благоденствия. Завораживающее слово «демократия», будоражившее сознание диссидентов, обрело ре­альную историческую перспективу.

Журналисты получили возможность писать все, что придет в голову, кинематографисты — снимать гениальные ленты, а писате­ли — создавать мировые шедевры, не подлежащие официальной цензуре. Получивший право частного предпринимательства, «на­род» мог теперь нежиться в объятиях свободного бизнеса, и исчез­новение «коммунистической угрозы» давало возможность госу­дарствам планеты переплавить баллистические ракеты «на орала».

Однако все оказалось не так просто. Все получилось совершен­но иначе, чем думалось приверженцам нового мышления. Мир по-прежнему сотрясают войны, столицы государств вздрагивают от взрывов террористов, а растерявшиеся политики ведущих стран не видят выхода из ползучего кризиса перепроизводства и расту­щей в связи с этим безработицы.

Но ведь все это уже было. Те же самые проблемы волновали лю­дей, живших и сто лет назад; получается, что за минувшее время че­ловечество ничему не научилось. Более того, с отказом от идеи по­строения коммунистического «светлого будущего» мир потерял всякую осмысленную цель своего существования.

Сегодня, далее в экономически развитых странах, правительст­ва встали перед проблемой: как поддержать рост производства? Как сдержать катастрофический взрыв безработицы? На какие деньги содержать «бесполезных для общества» пенсионеров, фи­нансировать образование и медицинское обеспечение?

Выхода из экономического тупика не видит никто. И перед ду­мающими людьми все отчетливее проступает истина, что в обще­ственном сознании наступил кризис конструктивных мыслей. Кризис идей. Поэтому не случайно ищущий взгляд многих совре­менников все чаще возвращается к опыту прошлого.

Светила кино и эстрады, которым страстно поклоняется сего­дня досужая публика, — это только падающие метеориты. Настоя­щие звезды человеческой вселенной — великие люди, и яркость их, как мерцание галактик, ощущается даже через эпохи, отдаленные глубиной истории.

Карамзин в своей «Истории государства Российского» писал: «Настоящее бывает следствием прошедшего, чтобы судить о пер­вом, надлежит вспомнить последнее». История XX века не может сложиться в целостную картину без внимательной оценки и пони­мания той роли, которую сыграл на этом отрезке развития цивили­зации И.В. Сталин.

Писать о Сталине трудно в первую очередь потому, что в пери­од воцарения агрессивного антисталинизма из общественного об­ращения было изъято множество документов и источников, позво­лявших объективно оценить события и факты, имевшие место в реальной жизни. Объективность выворачивалась наизнанку. Трез­вость суждений заменялась банальной мифологией.

«Критика» Сталина в СССР, начатая с 1956 года «секретным докладом» Хрущева, была идеологически узаконена и регламенти­рована учебником «Истории партии». Все выходившее за рамки этой очернительской кампании партийными функционерами подвергалось жесточайшей цензуре и вымарывалось уже при ре­дактировании публикаций.

Не лучше обстояло положение и во «внешнем» мире. Авторы исследований о Сталине за рубежом, включая Армстронга, Даниэлиса, Дойчера, Карра, Леонхарда, Мейснера, Шапиро, Хиглера, были вынуждены пользоваться источниками сомнительного и от­кровенно тенденциозного, враждебного по отношению к нему ха­рактера. Для большинства книг и публикаций ориентиром стали пристрастные «сочинения» о своем противнике Троцкого. Кстати, это понимали и подчеркивали более добросовестные авторы.

Вся антисталинская мифологическая литература была откро­венно тенденциозна и имела целью умышленное уничижение об­раза Сталина как государственного и политического деятеля, из­вращая человеческие черты этой личности. Деятельность руково­дителя Советского государства представлялась как сплошная цепь ошибок и просчетов, трагедий и преступлений. Фигура Сталина рисовалась в ореоле «жестокости и террора», обильно размазан­ных поверх его портрета очернительными мазками.

В сознание общества внедрялся «одноплановый образ маниа­кального тирана, недалекого и невежественного, мстительного, за­вистливого и патологически подозрительного, постоянно озабо­ченного поисками мнимых врагов и жаждущего всеобщего восхва­ления». Поражают примитивизм, убогость таких авторских оценок, выражающихся в попытках свести все к тривиальным истинам. Это свидетельство неспособности к трезвому анализу.

Впрочем, люди любят принижать вождей до уровня своего по­нимания. Как образно отмечает в книге «Очищение» Виктор Суво­ров: «Нас учили оценивать результаты... политики Сталина на чисто эмоциональном уровне. Нас учили мыслить так, как мыслит пья­ный, которым движет чувство, а не рассудок. Не пора ли посмот­реть на события трезвым взглядом, а не через пьяные слезы?»

Сталин жил в определенную эпоху, в конкретной исторической обстановке и психологической атмосфере сложного времени. Рас­сматривать его жизнедеятельность в отрыве от этих обстоятельств объективной реальности по меньшей мере некорректно.

И все-таки кто он, Иосиф Сталин? Спаситель Отечества и зод­чий Победы над врагом, защитивший мировую цивилизацию от нацистской чумы? Или это жестокий, коварный и властолюбивый великий диктатор?

Карамзин отмечал, что «история не есть похвальное слово и не представляет самых великих мужей совершенными». Это, конеч­но, так, но, работая над этой книгой, автор не мог не вложить в нее свое мироощущение. Впрочем, такая черта присуща всем без ис­ключения литературным работам. От собственной позиции не мо­жет отстраниться ни один исследователь, в какие бы одежды он ни рядился.

Основная особенность многих сочинений в том, что они отра­жают только то, что думают о Сталине сами авторы, создавшие эти произведения под впечатлением мифологических схем и концеп­ций обильной и тенденциозной антисталинской литературы. Это банально.

В отличие от подобной точки зрения автор пытался найти иные критерии. Но чтобы действительно освободить образ Сталина от обывательского упрощенчества, устоявшихся клише и штампов идеологической пропаганды, недостаточно только авторской оцен­ки происходившего. Поэтому концепция этой книги строилась на том, чтобы показать, что писал и говорил сам Сталин по поводу тех или иных событий и процессов. Какова была его собственная пози­ция.