Константин Романенко - Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

В марте 1993 года я выехал из Ашхабада в Москву. Мне предстояла учеба в Америке, и в «златоглавой» следовало дождаться оформления визы. То были дни, когда Верховный Совет РСФСР вступил в конфликт с Борисом Ельциным; дебаты парламентариев транслировались по телевидению, поэтому жители столицы были взбудоражены.

Они решали извечные русские вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?».

В один из пасмурных дней я шел по улице Горького в сторону Кремля. Падал редкий снег; на асфальте он сразу таял, превращаясь в жидкую грязь. Возле одного из магазинов юноша сунул мне в руку листовку.

Разглядев, что «агитка» была в пользу Ельцина, я скомкал ее и демонстративно бросил на тротуар. Мой некультурный поступок привлек внимание двух интеллигентных дам бальзаковского возраста; в поношенной, но аккуратной одежде, съежившись от холода, они стоически держали плакат, тоже призывавший к поддержке президента.

Возникший обмен репликами привлек внимание прохожих; любопытные стали останавливаться, и вскоре образовалась небольшая толпа, болезненно реагировавшая на мои филиппики в адрес кумира москвичей. На меня сыпались вопросы, и, чтобы не мешать другим прохожим, я предложил отойти за угол на улицу против площади, на которой Юрий Долгорукий указывал «россиянам» дорогу в будущее.

За мной потянулось человек пятнадцать возбужденных мужчин и женщин среднего возраста. Встав на бордюрный камень, я разглядел своих оппонентов. По-внешнему виду это были служащие учреждений и институтов; армию представлял офицер с погонами подполковника.

Я отрекомендовался собравшимся как противник ельцинского режима, и это подогрело женщин, с криком «сообщивших» мне, что «коммунисты довели страну до ручки, в Москве нет продуктов, а хлеб дорогой, и только Ельцин спасет народ».

Я знал Ельцина лучше москвичей, поскольку жил в Свердловской области, когда он был там только секретарем обкома партии. Поэтому стал объяснять, что, как и Горбачев, Ельцин такой же «коммунист», точнее — перелицевавшийся ренегат партии. Но «коммунисты» бывают разные. И рвущийся к власти демагог и карьерист из провинциальной уральской деревни Бутка страну не спасет, а вот дров наломает еще больше.

Странно, но меня слушали, и когда кто-то пытался прервать мои аргументы, то одна из женщин требовала: «Дайте ему договорить — нас много, а он один!» Я действительно был один. Точнее, один из немногих, кто понимал авантюризм и бесперспективность очередного «благодетеля» России.

Конечно, я осознавал полнейшую бессмысленность этого импровизированного «митинга». Даже если бы я убедил этих растерявшихся людей, хотевших даже не «зрелищ, а хлеба(!)» то что бы от этого изменилось? Поэтому минут через 20 я прекратил дискуссию и предложил своим оппонентам мысленно встретиться на этом же месте через пять лет и уже тогда решить для себя: кто же из нас был прав?

Впрочем, что такое «демократия» по-ельцински, стало очевидно уже в том же трагическом году. Когда осенью «демократы» расстреляли из танков Верховный Совет и убили сотни людей, пытавшихся взять штурмом «иглу» телестудии Останкино, зомбирующую их волю и сознание.

И эту разрывавшую русскую душу драму — преступление века — обыватели всего мира могли наблюдать на экранах своих телевизоров, но мало кто проклял негодяя, развалившего великую державу, ограбившего ее народ, украв его собственность, созданную трудом нескольких поколений. Народ не поставил к столбу позора «главнокомандующего», преступно проигравшего две войны в Чечне и пустившего на американский ветер национальные богатства.

Более того, народ голосовал даже за идиотский лозунг «Наш дом — Россия!». Кстати, недавно я узнал, что в Израиле есть партия «Наш дом — Израиль!». Видимо, ее организовали выходцы из «нашего дома России», решившие наконец признаться, где все-таки их дом; люди, возлюбившие английский сленг — «эта страна». Эх, жаль, что нет до сих пор для этой публики партии «Ваш дом — тюрьма!».

Считается, что народ всегда прав. Тогда почему же он так простодушно поверил «шахтеру» Хрущеву, потом — «комбайнеру» Горбачеву и, наконец, как изголодавшаяся проститутка, в отчаянии упал в объятия «дирижера» Ельцина?

Предлагаемая читателю книга о Сталине и его времени (уже четвертая по счету) отразила и то, что я мог бы сказать тем людям у памятника основателю Москвы. Признаюсь, что, приступая к работе, я и не подозревал, во что она выльется. У меня и в мыслях не было писать четырехтомный труд, но оказалось: чтобы продраться через тернии лжи и инсинуаций к истине, недостаточно одной книги. Ложь сочинялась десятилетиями.

К тому же истина — это соответствие знания действительности, но в современной логике и методологии науки аргументированность истины дополняется понятием правдоподобности. Подчеркнем, что лишь дополняется — в степени соответствия объективности, — а не для извращения истины подменой ложных гипотез и теорий.

Но именно конъюнктурную правдоподобность люди чаще всего и принимают за истину. Особенно, если она подана в красивой упаковке. Еще Хрущев, начиная антисталинскую кампанию, не только вытер ноги о незапятнанную логику истины. Невежественный и недалекий, но практичный и хитрый политик опустил историю до роли служанки, обслуживающей только его личные цели. Причем, развернув борьбу с «культом личности Сталина», он всячески раздул собственный культ.

Но обратим внимание на одну бросающуюся в глаза особенность остервенелого антисталинизма. Наиболее активно в советском обществе (да и за рубежом; среди наших «друзей») антисталинскую кампанию поддержали евреи. Не будем спешить с их осуждением. К этому их подтолкнули солидарность, сострадание и обида за своих сородичей, попавших в послевоенные годы минувшего века под каток репрессий. Наоборот, позавидуем людям, столь заботливо и решительно демонстрирующим национальную солидарность.

Действительно, после войны жертвами репрессий стали члены Еврейского антифашистского комитета (ЕАК), медицинские светила, арестованные по так называемому делу врачей-вредителей, и кроме того, была арестована значительная часть евреев в МГБ. И это не могло не дать евреям повода для «разочарования» в Вожде.

Причем одним из первых, кто услужливо подверг Сталина «осуждению», стал дважды лауреат Сталинской премии Илья Эренбург. Известный еврейский писатель и публицист, до небес восхвалявший Вождя при жизни, после его смерти, как водится, изменил свою точку зрения и в 1956 году написал повесть «Оттепель» (1954-1956), давшую название всему периоду правления Хрущева.