Мурад Аджи - Европа, тюрки, Великая Степь

На Руси своей Церкви не было — греки лукавили и здесь. Отсюда это их, «мол, по слухам», есть Церковь, хотя прекрасно знали, что ее нет. Лишь к 1448 году Москва получила право на митрополию. [53] Митрополитами назывались епископы городов, часто их власть распространялась и на общины прилегающего округа. Митрополия — это часть епархии (церковно-административный округ). Первым ее епископом стал Иона, с него началась русская автокефалия (церковная самостоятельность). Но — под присмотром тюркского духовенства.

Молитвы в Москве и на Руси читали на тюркском языке. Все богослужение вели на нем. Только собственная митрополия позволяла Москве выбирать язык, на котором вели службу. Такова была традиция Степной (Древлеправославной) церкви. [54] По степным обычаям строились и другие порядки на церковном дворе Руси. Например, хана, у которого жил Владыка (глава Церкви), в Степи исстари называли царем. Царь имел власть над каганами, он считался верховным правителем Дешт-и-Кипчака. Но лишь на то время, пока у него жил Владыка, который благословлял царя на то или иное начинание. А высшей власти кипчаки не перечили — не позволял обет послушания.

В XVI веке, прознав многое о культуре Великой Степи, греки надоумили русских князей как захватить Степь — через Церковь. С ее помощью и с помощью царского скипетра можно добиться огромной власти, уверяли они. И были абсолютно правы… Но как захватить духовную власть?

Требовалось начать войну с казанским и астраханским ханствами и, ослабив епархию, перевезти патриарха в Москву. Тогда московский князь стал бы правителем Дешт-и-Кипчака и царем всей Руси…

Когда военные хлопоты «уладили», Казань и Астрахань пали. И в 1589 году (уже при князе Федоре) в Москве учредили патриархию. Так Москва по сути становилась столицей империи и духовным центром тюркских земель!.. Царские полномочия вдохновляли, кружили голову, и важно было закрепить успех. Тогда и началось по-настоящему то, что историки назвали «Смутное время». Смутным его делали сами русские, начавшие грандиозные политические перемены и перегруппировку сил в обществе. Это было очень тревожное время.

Борис Годунов, выходец из Степи, прекрасно знавший тюркские традиции, избавившись от Федора, назвал себя «русским царем», показав качества энергичного политика. Он обратился к греческим пастырям и доверил им за «щедрые милостыни» (так записано в документе) оформить не вполне законную сделку. Четыре греческих патриарха, даже не читая бумаг (их не успели перевести), поставили подписи на русском оригинале. Они признали равным себе пятое лицо — патриарха Московского. Всё! Ничего другого не требовалось. Русская церковь состоялась, она вышла на международную арену и формально обрела такие же права, что и тюркская.

Обращаясь в тот памятный 1589 год к русскому царю, Константинопольский патриарх Иеремий произнес слова, глубоко запавшие в царскую душу. У В. О. Ключевского они звучат так: «Ветхий Рим пал от ересей; вторым Римом — Константинополем — завладели агарянские внуки, турки; твое же великое Российское царство — третий Рим — все превзошло благочестием».

Сколько же здесь расчета: слова эти вросли в политику «третьего Рима».

После этих сакраментальных слов греческого патриарха становится понятным многое из будущей русской истории — грек определил ход иных событий. Например, кто будет сталкивать армии в русско-турецких войнах. Почему русское пушечное мясо так дешево пойдет на рынках войны в Европе… Многое, очень многое в истории XVI–XVIII и последующих веков (период правления Романовых) обретает совсем иные оттенки, чем предлагает европоцентристская литература: высвечивается то, что русские цари жили с греческим стандартом!

Русь уверовала в свою роль правопреемницы Византии и владыки православного мира.

Впрочем, подобные амбиции отличали ее и прежде, когда греки через замужество Софьи Палеолог (племянницы последнего императора) с московским князем Иваном III вошли в Кремль и утвердились там, провозгласив Русь преемницей Византии и начав потихоньку натравливать русских на тюрков — на Казанское и Астраханское ханства.

Откровенный произвол быстро перерос в политику Москвы. Что, естественно, вызвало протест местного духовенства, который проявился в столкновении митрополита Филиппа с Иваном Грозным. Митрополит Филипп не мог смотреть на бессмысленное уничтожение народа. И он потребовал, «чтобы… великий князь оставил опришнину». Ведь под личиной опричнины проводились и завоевательная политика, и этническая чистка русского общества, и усиление власти Ивана Грозного! Все было в политическом клубке, умело завязанном греками.

Раньше, до их вмешательства, об этническом единстве на Руси не шло даже речи. Национальных проблем не было. Достаточно обратиться к родословной книге российского дворянства, по шутке Салтыкова-Щедрина, «Урус-Кугуш-Кильдыбаевых», чтобы убедиться: более половины дворян — выходцы из Степи, но никак не славяне или русы. Опричниной и хотел уравнять страну Иван Грозный. А опричнина лишь истощала Русь, но не лечила ее.

Однако требование митрополита Филиппа об отмене опричнины царь-злодей оставил без внимания. И Малюта Скуратов поставил в их споре точку — он задушил митрополита.

Так Московский князь силой подчинил Церковь и закрепил за собой титул «царь»! Ему это отчасти удалось: его боялись, но не слушали.

Назвав себя царем, Иван IV погрузился в иллюзию духовной свободы. Он щедро наградил иереев и монастыри, поддержавших его в борьбе с удушенным митрополитом. Однако самозванец забыл, что он сам смертный человек, а Бог взыщет за невинную кровь. Действительно варяжская династия в Москве вскоре оборвалась… «Бога не обманешь», — сказали простые люди и перекрестились с облегчением.

Тенгрианство в очередной раз выстояло, оно крепилось, как при ударе, по-прежнему оставаясь общим для славянской Руси и для тюркской Степи.

Физическая сила в духовных спорах на Руси — не союзник, эту истину греки поняли быстро. Их настораживало, что в Москве Иоанн Неронов стал собирать сторонников мирного достижения русской церковной независимости. Но сплочение русского духовенства не входило в планы греков, они ставку делали совсем на иное.

Только «тишайший» московский царь Алексей Михайлович знал о тайных планах своих кумиров. Чтобы без крови и удушений.

Едва став русским царем, Алексей Михайлович объявил себя горячим поклонником Ивана Грозного, однако его ошибок повторять не пожелал. На могиле убиенного митрополита Филиппа он просил Бога о прощении злоупотреблений монархии. А замолив грех, начал действовать.

Он превратил Москву в центр «москальства» — всюду насаждал бюрократию. Каких только «контор-приказов» не появилось тогда. Десятки. Не хватало лишь одного — Духовного приказа… И царь решил создавать христианскую Церковь, чтобы по примеру византийских императоров командовать ею.