Вольдемар Балязин - Эпоха Павла I

Павел Петрович, будучи наследником престола, приехал в один из монастырей и услышал жидкий звон небольшого треснутого колокола.

– Что же вы не попросите государыню сменить колокол? Ведь она бывала у вас в обители, – сказал Павел настоятелю монастыря.

– При посещении обители государыней колокол и сам не раз просил ее об этом, – ответил настоятель. – А ведь его голос все же громче моего.

Вскоре после вступления на престол Павел ввел в обычай награждать орденами священников. Ордена велел он носить на шее, а звезды – на рясах и мантиях. Первыми кавалерами стали новгородский митрополит Гавриил (Петров) (1730-1801), награжденный орденом Андрея Первозванного; орденом Александра Невского награжден был казанский архиепископ Амвросий (Подобедов) (1742-1818), а орденом Святой Анны – гатчинский протопоп Исидор. Из военных полковых священников орденом Святой Анны был награжден соборный протоиерей капеллан Преображенского полка Лукьян (Протопопов).

1 декабря 1797 года Павел отдал военному губернатору Петербурга, которым был тогда Аракчеев, приказ, состоящий из многих пунктов, и среди прочего повелел:

• чтоб более было учтивостей на улицах; воспрещается всем ношение фраков; запрещается всем носить всякого рода жилеты, а вместо оных – немецкие камзолы;

• не носить башмаков с лентами, а иметь оные с пряжками, также сапог, ботинками именуемых, и коротких, стягиваемых впереди шнурками, и с отворотами;

• не увертывать шею безмерно платками, галстуками или косынками, а повязывать оные приличным образом, без излишней толстоты;

• всем служащим и отставным с мундирами офицерам запрещается в зимнее время носить шубы, а вместо их позволяется носить шинели, подбитые мехом;

• запрещается танцевать вальс;

• примечено здесь в городе, что не соблюдается между обитающими должная благопристойность, даже до того, что, повстречаясь младший со старшим, не снимает шляп. И для того объявить, дабы всяк без изъятия младший перед старшим, повстречаясь где бы то ни было, снимал шляпу, подтвердя строго сие наблюдать полицейским чинам, и в противном сему случае брать под караул;

• чтоб никто не имел бакенбард;

• подтверждается, чтоб кучера и форейторы ехавши не кричали;

• чтоб в проезде государя-императора всякий мимо идущий и проезжающий останавливались;

• чтоб публичные собрания не именовались клубами;

• чтоб всякий выезжающий из города куда бы то ни было публиковался в газетах три раза сряду;

• воспрещается ношение синих женских сюртуков с красными воротниками и белою юбкою;

• прошу сказать всем, кто ордена имеет, чтоб на сюртуках, шубах и прочем носили звезды.

Екатерина II в годы своего царствования собирала древнегреческие и древнеримские золотые монеты и медали и к концу жизни имела большую и чрезвычайно ценную коллекцию.

Павел же, пренебрегая всем, что делала Екатерина, пренебрег и этой коллекцией. Когда на позолоту и отделку залов Михайловского замка понадобилось натуральное золото, то его любимец, обер-камергер Александр Львович Нарышкин, напомнил Павлу о коллекции матери.

– Счастливая мысль! – обрадовался Павел, и все редчайшее собрание тотчас же было переплавлено.

Вскоре после вступления на престол Павла I один купец, давший в долг генерал-губернатору Петербурга Архарову двенадцать тысяч рублей, попытался этот долг с него получить. Однако Архаров не только не вернул долг, но и побил купца. Тогда купец подал на обидчика жалобу Павлу, когда тот был на разводе караулов, и Архаров по должности находился с ним рядом.

Павел, пробежав глазами несколько строк, сразу же понял, против кого она направлена.

– Читай! – велел Павел Архарову, протянув генерал-губернатору жалобу.

Путаясь и заикаясь, тот начал тихим голосом читать бумагу.

– Читай громче! – приказал Павел.

Архаров, сгорая от стыда, стал читать так, что все вокруг слышали о его позоре.

– Значит, и то все правда, что вместо благодарности его за его же добро не только взашей гнали, но и били? – спросил Павел.

Архаров во всем признался и поклялся тут же вернуть долг.

Павел этим примером показал всем, что решительно будет бороться за то, чтобы законы строго соблюдались всеми его подданными, независимо от того, какое положение они занимают.

Всячески борясь с излишней роскошью, Павел назначил перемену блюд за столом строго в зависимости от чина. Майору было определено иметь за столом не более трех блюд. Служивший тогда в Сумском гусарском полку Яков Петрович Кульнев (1763-1812), человек бедный, задаром отпустивший на волю всех своих крестьян и послуживший Пушкину прообразом Дубровского, не мог роскошествовать и обходился одним блюдом.

Император Павел, посетив полк, спросил Кульнева, сколько блюд подают ему за обедом.

И Кульнев, зная предельный педантизм Павла, зная также, что он не прощает малейшей неправды, ответил:

– Три, Ваше Императорское Величество, – курицу плашмя, курицу ребром и курицу боком.

Император Павел спросил директора театров Александра Львовича Нарышкина, отчего это до него, в бытность директором театров князя Н. Б. Юсупова, ставились спектакли со множеством всадников, а теперь лошадей на сцене и не увидишь.

Нарышкин отвечал:

– Не выгодно, Ваше Императорское Величество. Юсупов был татарин, и когда лошади делались для сцены негодны, он их отправлял к себе на кухню.

Бригадир по воле Божьей

После одного из парадов, бывших в самые крещенские морозы, император Павел увидел молодого поручика, чья треуголка была осыпана снегом так сильно, что создавалось впечатление, будто она обшита белым плюмажем.

– У вас белый плюмаж, сударь, – заметил император. А надо сказать, что белый плюмаж носили на треуголках только бригадиры, чей чин был выше полковничьего и ниже генерал-майорского. Чин же поручика по «Табели о рангах» был всего лишь третьим снизу.

– По воле Божьей! – отвечал поручик.

– Ну что же, – ответил Павел. – Я никогда против воли Божьей не иду. Поздравляю с бригадиром!

После запрещения Павлом всем служащим чиновникам и офицерам ходить в штатской одежде, а не в форменных мундирах, многие из них нашли лазейку и велели своим слугам или солдатам-ординарцам носить за ними, одетыми в мундиры, шинели, шубы и шпаги.

Однажды Павел встретил на улице такого щеголя, за которым солдат нес шубу и шпагу. Павел остановил и офицера, и солдата и сказал: