Александр Пыльцын - Правда о штрафбатах.

Напевает всюду песенку свою:

"Вы не пейте, не курите, не…..

Для здоровья это вред, и большой!

Лучше больше вы политикой займитесь

Из вас выйдет политрук мировой…"

Мы все тогда диву давались, откуда Батурин добывает такие кадры? Уж не из своих ли бывших подчиненных, отсидевшихся, как и он сам, почти всю войну где-то в тылах? Ведь у Виноградова даже медали "За боевые заслуги" — самой первичной из наград — не было…

Ну, да Бог с ним, с Виноградовым. Только и авторитет Батурина этой странной близостью не укреплялся. Забегая наперед, скажу, что и личный пример того же Виноградова абсолютно не соответствовал его высокопарным изречениям и нравоучениям. Когда уже перед самым окончанием войны (кажется, третьего или четвертого мая) было объявлено о выпуске очередного Государственного займа, «агитатор» этот с пеной у рта убеждал всех офицеров, что нужно каждому обязательно подписаться не менее чем на трехмесячный оклад денежного содержания, ибо "это необходимо для скорой победы". Да мы и без него так прежде делали, сдавая потом вообще облигации в Фонд обороны. Когда же мы спросили у начфина батальона Кости Пусика, на сколько же подписался сам Виноградов, то узнали: только на один месячный оклад…

Но это все происходило уже значительно позднее описываемых событий и не об этом сейчас речь. Началось, как я уже упоминал, децентрализованное, так скажем, формирование и боевая подготовка подразделений, когда в каждой роте создавались сразу несколько весьма малочисленных взводов. О недостатках и положительных сторонах этого новшества я уже говорил.

Конечно, исключить полностью употребление спиртного, наверное, никто (разве только Виноградов?) не ставил целью. Тем более что «законные» поводы случались, и нередко — то награды, то новые воинские звания «обмывали».

Иногда на каком-нибудь очередном «сабантуе», как называл эти застолья Федя Усманов, по особо торжественному случаю считалось шиком вместо вонючего «бимбера» употреблять чистый спирт, который доставали изредка, хотя спиртзаводов в Польше оказалось немало и поляки этим спиртом успешно и выгодно приторговывали.

Пили его, как правило, неразведенным. Среди бывалых фронтовиков считалось дурным тоном этот спирт разводить, просто запивали его водой. В таких случаях в один стакан или кружку наливали спирт, а рядом ставили аналогичную емкость с водой. Иногда над кем-нибудь «подшучивали», ставили вместо воды тоже спирт. Нужно себе представить ощущение этого человека, когда он, проглотив обжигающую "огненную жидкость" и, не переводя дыхания, спешил запить ее водой, а вместо нее в пылающую ротовую полость вливал такую же обжигающую дозу. Правда, тот, кто устраивал такой «сюрприз», всегда держал наготове воду, чтобы в критический момент прийти на помощь.

Вскоре «обмыли» и мои капитанские погоны, и новые звания других офицеров. И как-то особенно грустно отмечали уход на другой, 2-й Белорусский фронт маршала Рокоссовского, которого любили особой сыновьей любовью. Наши чувства к нему значительно позже очень четко выразил его заместитель по тылу на 1-м Белорусском генерал-лейтенант Н. А. Антипенко: "Весь склад характера Константина Константиновича… располагал к нему. Его по-настоящему любили все — от генерала до солдата. Иногда мне кажется, что еще и поныне не раскрыта тайна внутренней красоты, душевных качеств Рокоссовского".

Вот тогда на этом «сабантуе» придуманный штрафниками моей роты неофициальный мой ранг «штраф-батя» кто-то трансформировал в более привычное «батя». Лестно было это мне, 21-летнему офицеру, не скрою, но и побаивался я: а что если это дойдет до Батурина (а не дойти не может), как бы он не озлобился еще больше на меня. Но вроде бы внешних последствий никаких не наступало. Даже особист наш никак не реагировал.

А между тем пополнение шло, но на этот раз с меньшей интенсивностью. Видимо, затишье на фронте, отсутствие широкомасштабных, активных боевых действий не давали повода военным трибуналам «ковать» для нас кадры штрафников.

Правда, как мне кажется, впервые за все время существования нашего штрафбата стала появляться у нас, хоть и редко, но новая категория штрафников: бывших офицеров, осужденных еще в первые годы войны и даже до ее начала и отбывших уже некоторую часть своего длительного наказания либо в тюрьмах, либо в лагерях. Как стало нам понятно, их на фронт не этапировали, как уголовников в штрафные армейские роты, а направляли исключительно на добровольных началах, хотя, наверное, и в сопровождении какой-то охраны.

Тогда уже вся страна наша чувствовала приближение конца войны, и многие заключенные, в ком сохранилось еще понятие патриотизма, понимали, что придет она, долгожданная и теперь уже неизбежная, Победа, а потом и пора их освобождения, а может, даже амнистия по случаю Победы. И вот тогда им, избежавшим войны и, если хотите, участи погибнуть в ней, как миллионам соотечественников, нелегко будет возвратиться в уже другое, опаленное тяжелейшей войной общество, победившее врага в смертельной схватке. Нелегко будет жить им среди тех, у кого родные погибли в боях за Родину, положив свои жизни на алтарь Победы над фашизмом.

Такие вот раздумья и приводили многих к решению просить о замене оставшихся сроков лишения свободы на отправку в действующую армию, пусть и в качестве штрафников. Далеко не всем просившимся оттуда на фронт такую возможность предоставляли. Но случаи такие были не единичными вплоть до самого начала Берлинской операции.

В общем, формирование и обучение шло установленным порядком, боевая учеба была весьма напряженной. Как всегда, особое внимание обращалось на штрафников — бывших офицеров тыловых служб, а также летчиков, танкистов и вообще на всех, у кого были слабые навыки владения оружием и недостаточная маршевая подготовка. А тем более, на бывших заключенных, которые были и физически слабее других, и оружие давно в руках не держали.

Во взводах было пока максимум по 7-10 человек, и это давало возможность взводным командирам даже составлять при необходимости индивидуальные графики занятий и тренировок, подбирая себе помощников из числа имеющих боевой пехотный опыт штрафников.

В большинстве своем обучаемые понимали, что именно здесь полностью оправдывает себя суворовская "наука побеждать", в частности ее постулат "тяжело в учении — легко в бою". А часть штрафников, считавших себя «смертниками», начинали понемногу понимать, что они не пойдут в бой в качестве "пушечного мяса", а их учат лучше действовать на поле боя, чтобы сохранить свою жизнь, уверенно поражая противника. И чаще всего это помогало им понимать необходимость этой напряженной боевой учебы, как говорят, до седьмого пота.