Л. Демин - СЕМЕН ДЕЖНЕВ

Служилые и торговые люди не намерены были молча сносить обиды и злоупотребления воеводы. Они писали на него жалобы, перечисляя все его лихости и прегрешения, и слали в Москву. Головин опасался жалоб и старался вылавливать жалобщиков и наказывать их лото. По повелению воеводы таможенные заставы досматривали караваны, трясли с пристрастием все грузы, чтобы обнаружить тайные грамоты, обличающие Петра Головина. И все же грамоты доходили до Москвы с купцами, со служилыми людьми, сопровождавшими соболиную казну. Беспредельна была всеобщая ненависть к жестокому воеводе. Рискуя многим, люди зашивали письма-жалобы в одежду, тайники и довозили. Сибирский приказ оказался осведомленным об обстановке в Якутске.

Поток жалоб встревожил московское правительство и заставил его поспешить с заменой Головина Василием Никитичем Пушкиным. Он не был прямым предком великого поэта, но представлял тот же старинный дворянский род. Колоритной в своем роде фигурой был третий якутский воевода Дмитрий Андреевич Францбеков (Ференсбах, 1649-1651), выходец из ливонских немцев, принявший православие. Человек деятельный, не лишенный организаторских способностей, он направлял экспедиции для открытия новых земель. Вместе с тем это был цепкий ростовщик, корыстный взяточник, изобретательность которого в изыскании новых источников личного обогащения поистине не знала предела. В целях вымогательства взяток у торговых и промышленных людей Францбеков практиковал под всякими предлогами задержку в выдаче разрешений на выезд на промыслы. Рискуя упустить сезон навигации и благоприятное время для охоты, купцы и начальники промысловых групп были вынуждены давать воеводе крупные взятки. Только после этого они могли выехать из Якутска. Таким путем Францбеков взял с Ивана Гурьева пятьдесят рублей деньгами и меду на сто рублей.

Среди документов XVII века сохранилось много жалоб на воевод и их приближенных. В 1646 году была подана коллективная жалоба. 400 служилых людей Якутского острога, среди которых был и Курбат Иванов, обратились с челобитной на царское имя. Они жаловались на свою судьбу на Лене и иных «сторонних реках», по острожкам и ясачным зимовьям. Им приходится покупать лошадей, лыжи и нарты и другое снаряжение по высокой цене у торговых людей. Приходится голодать, питаться травой, сосновой корой, кореньями, а иной раз и помирать голодной смертью. Они собирали ясак с большой прибылью, поставили новый Якутский острог и съезжую избу, церковь и амбары. А воевода Головин удерживает из их хлебного жалованья одну треть на содержание семьи, жены и детей, остававшихся в Якутске. Иной раз семья эту треть получала, а иной раз и не получала. Приходилось покупать хлеб также по дорогой цене - до 4 рублей за пуд. Челобитчики жаловались и на то, что воевода привлекает их к строительству кочей. Если же кто строить кочи не умеет, тот должен нанимать за свой счет плотника.

Торговые люди Матюшка Яковлев Воропаев и Стенько Семенов Самойлов жаловались в челобитной: «Нас, сирот твоих, задерживал и прикащиков наших и наемных людей и покручеников твой государев воевода Д.А. Францбеков в Якутском остроге, и мы, государь, сироты твои, в тех… худых местах, где соболей нет, и в том нам, сиротам твоим, становилась беспромыслица и мы, сироты твои, обнищали и одолжали великие долги».

Францбеков вымогал с якутов взятки и подарки, в частности, быками. Этих быков воевода потом раздавал служилым людям, отправлявшимся в дальние зимовья, и вынуждал их расплачиваться пушниной и деньгами. Судьба Дмитрия Францбекова едва не обернулась для него плачевно. Воевода затронул интересы влиятельных московских торговых людей, реквизировав хлебные запасы у их якутских приказчиков для экспедиции Хабарова. Один из приказчиков написал об этом в Москву, своему хозяину, главе крупного торгового дома Василию Федотову Гусельникову, и тот подал жалобу на имя царя. Пришел в движение громоздкий бюрократический механизм царских приказов, заскрипели перьями приказные, началось расследование злоупотреблении Францбекова. У него была конфискована мягкая рухлядь на огромную сумму. В конце концов воеводе, располагавшему влиятельными покровителями в столице, удалось выйти сухим из воды, хотя и пришлось испытать немало волнений и тревог. Но карьера корыстолюбца на том, кажется, и закончилась.

Было бы неверно утверждать, что местное население, да и русские безропотно сносили деспотизм и мздоимство воевод. Якуты не раз восставали. Русские служилые люди собирались в лихие ватаги и ударялись в бега, не признавая над собой никакой власти. В Москву, как мы видели, с оказиями посылались челобитные, в которых перечислялись злоупотребления воевод и их приближенных; и иногда жалобы доходили до столицы и находили там отклик. Нашелся в Якутске и свой сочинитель сатирических каламбуров, приказчик дьяка Михайлова Афонька, зло высмеивавший воевод: «Был де Головин, и то де головнею покатил, а приехал де с товарищами Василий Пушкин, так де стало пуще, а как де Дмитрий Францбеков приехал, так весь мир разбегал…»

Первостепенной задачей администрации воеводства был сбор ясака. Сперва его размеры не были строго определены. Собирали ясаки с якутов и других народов столько, сколько удавалось собрать. Выплатившие ясак приводились к присяге как подданные московского царя, а иногда одаривались подарками - бисером, слитками олова, медными котлами и т. п. Но случалось, что аборигены отказывались платить ясак и оказывали русским служилым людям сопротивление. И тогда сборщики ясака старались сломить сопротивление силой, забывая о царском наказе действовать ласками и увещаниями и лишь в крайнем случае прибегать к силе оружия. Они громили селения и острожки непокорных, захватывали у них меха, заложников-аманатов из числа «лучших мужиков», то есть наиболее знатных людей. Захваченную добычу участники похода делили между собой.

Создание по ленскому бассейну системы опорных пунктов острожков и ясачных Зиновьев, а также проведение по распоряжению воеводы Петра Головина переписи местного мужского населения позволили упорядочить систему ясачного сбора. Теперь размеры ясака зависели от семейного и имущественного положения ясачного человека. Имевший в семье больше работоспособных мужчин и больше скота вносил в государеву казну соответственно и больший ясак. Поэтому размер ясака колебался от одной красной лисицы до 30-40 соболей. Безлошадные якуты исключались из списка ясачных, так как, не имея лошади, невозможно было охотиться. За престарелых и нетрудоспособных ясак взыскивался с их детей и родственников. Примечательно, что князцы и другие богатые якуты, имевшие до 50 голов скота, а в отдельных случаях и по нескольку сот, платили ясак по более льготным нормам, чем малоимущие. Рядовой якут, имея одну-две головы скота, был обязан внести в казну одного соболя в год, а богатые - одного же соболя с четырех голов. Эта политика свидетельствовала о стремлении властей опереться на богатую часть коренного населения, поставить его в привилегированные условия. В некоторых случаях индивидуальная система обложения заменялась начислением ясака на весь род.