Л. Демин - СЕМЕН ДЕЖНЕВ

Годуновский чертеж долгое время считался утерянным. Известно, что его копией или оттиском пользовался в конце того же века другой тобольский картограф Семен Ульянович Ремезов, составивший большой атлас Сибири. И лишь во второй половине прошлого века его отыскал в Стокгольмском государственном архиве полярный мореплаватель Норденшельд. Правда, это оказалась лишь копия, но и она представляла огромный интерес, давая полное впечатление о первой картографической работе, посвященной Сибири. Это была та самая копия, которую перерисовал Прютц, состоявший при шведском посольстве в Москве в 1668-1669 годах. Из годуновского чертежа москвичи не делали большого секрета. Несколько позже ту же карту копировал военный агент при шведском посольстве Эрик Пальмквист. В настоящее время известны пять копий годуновского чертежа - три шведских и две русских (обе выполнены С.У. Ремезовым).

В сопоставлении с современными картами годуновский чертеж покажется нам еще слишком схематичным и наивным. Он не передает точных очертаний материка, реки представляют собой одинаковые извилистые линии. Составитель не знает масштаба. И все же это новый шаг в развитии картографии. На чертеже П.И. Годунова впервые запечатлены вновь открытые русскими первопроходцами реки и земли Восточной Сибири. Большого Каменного носа на нем еще не было, хотя была обозначена река Камчатка. По-видимому, Годунов уже располагал какими-то сведениями о первых русских путешественниках, достигавших Камчатской земли.

О чертеже Сибири, направленном Петром Годуновым в Сибирский приказ, проведали вездесущие иностранцы и постарались добыть его. Клаас Прютц, находившийся в составе шведского посольства короля Карла XI, выпросил у князя Ивана Воротынского, царского родственника, чертеж буквально на несколько часов, давая обещание не копировать его. Свое обещание настырный швед, конечно же, не сдержал и работу Годунова перерисовал. Копии году невского чертежа, целиком и по частям, попадали в Западную Европу и другими путями. Один фрагмент чертежа смог приобрести Витсен. Так космографический труд тобольского воеводы Петра Годунова привлек внимание западных картографов, нашел отражение в развитии европейской картографии, способствовал расширению географических представлений о России в Западной Европе.

В Тобольске Дежнев с товарищами находился около полутора месяцев. В августе тронулись в дальнейший путь по Иртышу, Тоболу, Туре. В Верхотурье прибыл уже в ноябре, когда реки у берегов окаймлял ледяной припой и надвигалась зима.

На Верхотурской таможенной заставе производился последний досмотр государственной казны. Таможенный и заставный голова Сила Садилов, осматривавший казну, заметил, что некоторые «мешки холщовые во многих местах испробиты и плачены (то есть на них наложены заплаты. - Л.Д.) и мешки сверхи местами зашивано». Голова потребовал, чтобы начальник отряда и целовальники, непосредственно отвечавшие за сохранность мягкой рухляди, представили письменное объяснение причин порчи мешков. Дежнев и целовальники Иван Самойлов и Гаврила Карпов составили и представили в верхотурскую таможню «сказку», в которой и дали подробное объяснение. Во время остановки отряда в Тобольске соболиная казна была сложена для хранения в амбар, где многие мешки «мыши испробили во многих местах». Пришлось «мышьи пробоины» зашивать, накладывать на них заплаты. Происходили повреждения мешков и во время дальнейшего плавания от Тобольска до Верхотурья. Объяснение Дежнева и его целовальников Сила Садилов принял к сведению, а их «сказку» отправил с собственной отпиской в Сибирский приказ.

В Верхотурье ожидали становления зимнего пути и через европейскую часть страны двигались по зимнику, на подводах. Вновь не миновали Соликамска, Сольвычегодска, Великого Устюга, Тотьмы, Вологды, Ярославля. В Москву отряд въехал Ярославским трактом через Сретенские ворота 25 декабря 1671 года. Был день рождества. Город оглушался праздничным перезвоном колоколов. Гудел мощным басом Иван Великий. Нарядные боярские возки обгоняли сибиряков. У ворот Китай-города несли караульную службу стрельцы с секирами. На Красной площади у торговых рядов толпился народ. Что-то выкрикивали бирючи с Лобного места…

В тот же день Дежнев явился в Сибирский приказ и сдал всю якутскую почту. Прием соболиной казны отложили из-за праздников на несколько дней. Приемщиком и оценщиком мягкой рухляди назначили именитого гостя Остафья Филатьева. Его приказчики вели торгово-промысловые операции и в Восточной Сибири, и Семен Иванович мог не раз встречать их в Якутске. С помощью приказных купец сверил по описи общее количество шкурок, убедился в их отменном качестве и дал заключение, что казна целиком доставлена Дежневым в Москву в сохранности. Об этом свидетельствовала «приемная роспись», составленная Филатьевым. Она убеждает нас в том, что никаких злоупотреблений Дежневым и его товарищами допущено в пути не было, и объяснения начальника отряда о вынужденном вскрытии сум и мешков кажутся нам убедительными.

Семен Иванович Дежнев, старый казачий атаман, выполнил последнюю свою службу. Вернуться в Якутск к семье, увидеть сыновей ему было не суждено. Он тяжело заболел и был уже не в состоянии пускаться в долгий и нелегкий обратный путь. Его товарищи добрались до Лены без своего предводителя. Долгие годы тяжких испытаний, голод, нужда, зимняя стужа, утомительные походы в любое время года и, наконец, многочисленные ранения - все это подорвало крепкий и выносливый организм, подточило его. Дежнев еще крепился во время последней дороги в Москву, бодро делил с товарищами все трудности. А в Москве он как-то сразу сдал, одряхлел, ослаб. Может быть, бремя тяжелой ответственности за государеву казну, досмотры и дознания со стороны подозрительных воевод поспособствовали хворям, разом навалившимся на него.

Он еще прожил год с небольшим. Где он обитал в последние месяцы своей жизни - в усадьбе ли купцов Усовых или у каких-либо случайных людей, приютивших его? Или о судьбе заслуженного первопроходца позаботился Сибирский приказ? Этого мы не знаем.

Наступила весна 1672 года. Быть может, старый атаман еще нашел в себе силы выйти из избы, чтобы прогреть свои старые кости, зарубцевавшиеся раны на весеннем солнцепеке, послушать, о чем судачат в Москве. Быть может, и довелось ему увидеть, как поздней весной из кремлевских ворот выезжала вереница карет в окружении вооруженных всадников на сытых конях. На запятках карет рынды в высоких песцовых шапках, с короткими бердышами. Толпа зевак провожала кортеж. Еще бы, сам царь Алексей Михайлович с многочисленными чадами своими и домочадцами переезжает Е летний подмосковный дворец в селе Коломенском. Москвичи называют тот дворец дивом дивным, восьмым чудом света. Дворцовые терема разукрашены резьбой, колонночками, шпилями, увенчанными двуглавыми орлами, кровлями- бочонками, кокошниками, крылечками. Дивятся иностранцы на то неповторимое творение рук русских мастеров.