Джон Фуллер - Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор.

Мы оставались на местах, давая возможность удалиться Большой пятерке: Вильсон, Ллойд Джордж, представители доминионов и другие. Наконец, Клемансо шагает походкой сатира. Пенлеве, который сидел вблизи меня, поднялся его приветствовать. Он протянул обе руки и схватил Клемансо за правую перчатку. Он поздравлял его. «Oui, c'est une belle journee», [5] Да, хороший день (франц.). — говорит Клемансо. Слезы стояли в его тусклых глазах.

Maрия Мюрат сидела возле меня и слышала все.

«En etes—vous sure? [6] Вы уверены в этом? {франц.) — спросил я ее. «Pas du tout», [7] Совсем нет (франц.). — ответила эта умная женщина». [8] Никольсон Г., Как делался мир в 1919 г., Огиз, М., 1945, стр. 279–281.

Так под грохот орудийного салюта была погребена первая мировая война и зачата вторая. Хотя при изучении главных причин последней, впрочем, как и первой, видно, что нити тянутся через паровые двигатели и биржи к инстинктам первобытного человека, однако непосредственной причиной ее был Версальский договор. И не потому, что он был суров или лишен здравого смысла, а потому, что Версальский договор нарушил условия перемирия от 11 ноября 1918 г. Важно помнить об этом, потому что именно этот недостойный поступок дал возможность Гитлеру сплотить вокруг себя всю Германию и оправдать в глазах немецкого народа любое нарушение Версальского договора, на которое он шел.

История вкратце такова: 5 октября 1918 г. германское правительство обратилось к президенту Вильсону с нотой, в которой принимало его Четырнадцать пунктов и просило о мирных переговорах. Через три дня президент ответил. Вильсон спрашивал, правильно ли он понял, что цель германского правительства в переговорах сводилась только к тому, чтобы договориться о практических деталях претворения в жизнь условий, изложенных в Четырнадцати пунктах, Четырех принципах и Пяти приложениях? Немцы ответили утвердительно. Затем последовала дальнейшая переписка. Наконец, 5 ноября президент направил германскому правительству окончательный ответ, в котором указывал, что союзные правительства «заявляют о своем желании заключить мир с германским правительством на условиях, указанных в послании президента Конгрессу 8 января 1918 г. (Четырнадцать пунктов), и на принципах мирного урегулирования, изложенных в его последующих посланиях».

«Характер контракта между Германией и союзниками, вытекающий из этого обмена документами, ясен и недвусмысленен, — пишет Джон Мейнард Кейнс (впоследствии лорд Кейнс). — Мирные условия должны согласовываться с обращениями президента, а предметом занятий мирной конференции является «обсуждение деталей их проведения в жизнь». Обстоятельства, сопровождающие этот контракт, носят необычайно торжественный и связывающий характер; ведь одним из его условий было согласие Германии принять статьи перемирия, которые были таковы, что делали ее совершенно беспомощной. Так как Германия обезоружила себя в уповании на контракт, то для союзников было делом чести выполнить принятые на себя обязательства; если же эти обязательства допускали двусмысленное толкование, то союзники не имели права использовать свое положение, чтобы извлечь для себя выгоду из этой двусмысленности». [9] Кейнс Д. М., Экономические последствия Версальского Договора, Госиздат, М., 1924, стр. 26, 27.

Союзники не выполнили своих обязательств. Вместо этого, поставив Германию в беспомощное положение, они, во—первых, отказались от процедуры, применявшейся на предшествующих мирных конференциях, включая переговоры в Брест—Литовске, а именно устные переговоры с представителями врага, во—вторых, на всем протяжении конференции не снимали блокады, в—третьих, союзники разорвали в клочья условия перемирия. Как указывает Г. Никольсон, «из двадцати трех условий президента Вильсона только четыре были с большей или меньшей точностью включены в мирные договоры». [10] Никольсон Г., Как делался мир в 1919 г., Огиз, М., 1945, стр. 53.

По поводу отказа вести переговоры с представителями Германии Нитти, бывший в момент подписания договора премьер—министром Италии, говорит в своей книге «Нет мира в Европе» следующее: «В современной истории навсегда останется этот ужасный прецедент: вопреки всем клятвам, всем прецедентам и всем традициям, представителям Германии не дали слова, им ничего не оставалось делать, как подписать мир; голод, истощение, угроза революции не давали возможности поступить иначе… Старый закон церкви гласит: Etiaim diabulus aulutur (даже дьявол имеет право быть выслушанным). Но новая демократия, которая намеревалась создать общность наций, не выполнила заповедей, считавшихся священными для обвиняемых даже в мрачное средневековье». [11] Nitti F. S., Peaceless Europe, 1922, p. 114. (»Э то неблагоразумие, возможно, больше дискредитировало договор, чем ультиматум, предшествовавший его подписанию) (Саrr E. Н., The Twentу Years' Crisis 1919–1939, 1940, р. 240). Относительно блокады следует напомнить слова У. Черчилля в палате общин 3 марта 1919 г.:

«Все наши средства принуждения действуют или мы готовы немедленно пустить их в ход. Мы энергично проводим блокаду. Мы держим наготове сильные армии, которые но первому сигналу двинутся вперед. Германия находится на грани голодной смерти. Информация, которую я получил от офицеров, посланных военным министерством в Германию и объехавших всю страну, показывает что, во—первых, германский народ терпит величайшие лишения, во—вторых, есть огромная опасность того, что вся структура германского национальною и социального устройства может рухнуть под давлением голода и нищеты. Именно теперь настало подходящее время для мирного урегулирования» [12] «Hansard», vol. 113, H. of C., Del… 5s, col. 84. В речи Гитлера в рейхстаге 1 сентября 1939 г. есть следующие слова: «Подписание договора был навязано нам под дулом пистолета, приставленного к виску, и под угрозой голода для миллионов людей. А затем этот документ, вырванный силой, был провозглашен святым». (»B lue Book», Cmd. 6106, 1939, р. 162).

Отсюда ясно, что подписание мирного договора предполагалось проводить под дулом наведенного пистолета.

Когда собралась конференция, пишет Кейнс, «началось плетение той хитрой сечи софистики и иезуитских толкований, которая, в конце концов, покрыла лицемерием и обманом букву и сущность всего договора. Ведьмам всего Парижа был дан сигнал:

Зло — в добре, добро — во зле,

Полетим в нечистой мгле.

Самые топкие софисты и самые ловкие прожектеры были посажены за работу; их ловкие приемы были способны долго держать в заблуждении даже более проницательного человека, нежели президент…». [13] Кейнс Д. М., Экономические последствия Версальского договора, Госиздат, М., 1924, стр. 22–23. Г. Никольсон также указывает: «Я считаю, что грядущие поколения обратят больше внимания не на ошибки конференции… а на ее ужасающее лицемерие».