Роберт Конквест - Большой террор. Книга II.

Вышинский поднял с места Крючкова, и тот подтвердил свою роль в убийстве Пешкова по приказам Ягоды. Прокурор снова обратился к Ягоде и прочел то место из его показаний на предварительном следствии, где Ягода признавался в умерщвлении Менжинского и Максима Пешкова.

Вышинский: Вы это показывали, обвиняемый Ягода?

Ягода: Я сказал, что показывал, но это неверно.

Вышинский: Почему вы это показывали, если это неверно?

Ягода: Не знаю, почему.

Вышинский: Садитесь. «Я вызвал Казакова к себе, подтвердил ему мое распоряжение… Он сделал свое дело, Менжинский умер». Показывали это, обвиняемый Ягода?

Ягода: Показывал.

Вышинский: Значит, зы встречали Казакова? Ягода: Нет.

Вышинский: Почему вы показывали неправду? Ягода: Разрешите на этот вопрос не ответить.

Вышинский: Вы отрицаете, что вы организовали убийство Менжинского? Ягода; Отрицаю.

Вышинский: В этом показании вы это признали? Ягода: Да.

Вышинский: Когда вас допрашивал Прокурор Союза, то вы как ответили на этот вопрос о своем отношении к убийству Менжинского?

Ягода: Тоже подтвердил,

Вышинский: Подтвердили. Почему вы подтвердили? Ягода: Разрешите на этот вопрос не ответить.

Вышинский: Тогда ответьте на мой последний вопрос. Вы заявляли какие-нибудь претензии или жалобы по поводу предварительного следствия?

Ягода: Никаких.

Вышинский: Сейчас тоже не заявляете? Ягода: Нет. [635] 145. Там же, стр. 467.

Вышинский перешел затем к умерщвлению Максима Пешкова и продолжал допрос так:

Вышинский: Так что все, что говорит Крючков… Ягода: Все ложь.

Вышинский: Вы ему такого поручения о Максиме Пешкове не девали?

Ягода: Я заявлял, гражданин Прокурор, что в отношении Максима Пешкова никаких поручений не давал, никакого смысла в его убийстве не вижу.

Вышинский: Так что Левин врет?

Ягода: Врет.

Вышинский: Казаков говорит ложь? Ягода: Ложь. Вышинский: Крючков? Ягода: Ложь.

Вышинский: Крючкову по поводу смерти Максима Пешкова поручений не давали? Вы на предварительном следствии…

Ягода: Лгал.

Вышинский: А сейчас?

Ягода: Говорю правду.

Вышинский: Почему вы врали на предварительном следствии?

Ягода: Я вам сказал. Разрешите на этот вопрос вам не ответить. [636] 146. Там же, стр. 468-9.

Американский наблюдатель на процессе отмечал, что Ягода говорил «с такой концентрированной злобой и яростью», что все присутствующие затаили дыхание «в тревоге и ужасе». Когда в допрос вмешался Ульрих, Ягода повернулся к нему и сказал (эта фраза не вошла ни в один официальный отчет); «Вы на меня можете давить, но не заходите слишком далеко. Я скажу все, что хочу сказать… Но… слишком далеко не заходите». [637] 147. Walter Duranty, The Kremlin and the People, London, 1942, pp. 84-5. Все были вновь потрясены. Маклин пишет, что на процессе тайно присутствовал Сталин, сидя в помещении на хорах и наблюдая через окно. По его словам, был момент, когда многие увидели Сталина при переключении света. [638] 148. F. Maclean, pp. 119–120. Если это так, то, вероятно, при этой фразе Ягоды Сталин подумал, не проваливается ли весь его план.

Ягода имел больше причин сопротивляться процессу, чем кто-либо другой из подсудимых. Он помогал Сталину вернее всех, он сослужил ему незаменимую службу. Арест так подействовал на Ягоду, что он долго не мог ни спать, ни есть, и Ежов опасался за его психику. К нему послали для переговоров начальника иностранного отдела НКВД, вкрадчивого и льстивого Слуцкого. В ходе их разговора Ягода горько жаловался, что разрушен аппарат безопасности, который он создавал пятнадцать лет. А однажды сказал Слуцкому, что Бог, наверно, все-таки есть: от Сталина он, дескать, получал только благодарности, а от Бога получил то, что его теперь постигло. [639] 149. Orlov, p. 264.

Но на процессе демонический взрыв Ягоды повис в воздухе. Вышинский перестал задавать ему вопросы и вновь обратился к Левину. Тот рассказал детали умерщвления Куйбышева и Горького, после чего Ягода эти детали подтвердил.

К концу утреннего заседания, когда Левин излагал подробности умерщвления Горького, Ягода вдруг спросил, может ли он задать Левину вопрос. Хотя подобные вопросы одного подсудимого другому были обычной практикой в предыдущие дни процесса, Ульрих поспешно ответил, что только после того, как Левин закончит показания. Ягода, желая подчеркнуть неотложность вопроса, сказал тогда, что он касается смерти Максима Горького.

Ульрих, явно опасаясь худшего, обрезал его, повторив, что Ягода сможет задать свой вопрос после дачи показаний Левина. Вскоре он объявил тридцатиминутный перерыв. После перерыва Вышинский объявил, что подсудимый Ягода хотел задать вопрос подсудимому Левину.

Председательствующий: Подсудимый Ягода, можете задать вопросы.

Ягода: Я прошу ответить Левина, в каком году постановлением лечебной комиссии Кремля он, Левин, был прикомандирован ко мне, как лечащий врач, и к кому еще он был прикомандирован? [640] 150. «Дело Бухарина», стр. 476.

Когда ответ на этот вопрос был дан — без каких-либо ссылок на смерть Горького или на другие преступления — Ягода сказал, что больше у него вопросов нет. Как легко видеть, до перерыва в судебном заседании он хотел спросить совсем не о том, о чем фактически спросил после перерыва.

Потом задавать вопросы Левину стал его «защитник» Брауде. Были отмечены два момента. Во-первых, Левин подчеркнул то, что, очевидно, в том или ином смысле, было мощной причиной его повиновения сильным людям, способным на жесткие меры: «Меня больше всего страшило то, что он пригрозил разгромить мою семью. А семья моя — хорошая, трудовая, советская семья». Затем, о «директивной организации», принявшей решение об убийствах, Левин сказал следующее: «Я об этом ничего не знал. Я узнал об этом на самом процессе». [641] 151. Там же, стр. 482.

Еще раньше суд объявил состав экспертной комиссии из пяти врачей. Утреннее заседание 8 марта закончилось следующим обменом репликами:

Председательствующий: У экспертизы есть какие-нибудь вопросы к подсудимому Левину?

Шерешевский и Виноградов: У экспертизы никаких вопросов нет, все ясно. [642] 152. Там же, стр. 487. [643] * Дальнейшая участь профессора Шерешевского и В. Н. Виноградова небезынтересна. Они пережили Левина на много лет. В 1952-53 гг. им самим предстояло пройти через такой же процесс. Виноградов, которому 3 ноября 1952 года исполнилось 70 лет, был арестован через несколько дней после этого и объявлен агентом британской разведки. 13 января 1953 г. пресса сообщила, что он — один из убийц Жданова (заключение о смерти которого от 31 августа он подписал). По личному приказу Сталина Виноградов был закован в кандалы (см. Доклад Хрущева на закр. зас. XX съезда КПСС, стр. 44). Имя Шерешевского не значилось в списке арестованных, но появилось в более длинном списке тех, кого Берия освободил 4 апреля 1953 года, когда «Дело врачей-вредителей» было разоблачено как провокация. Вообще вся группа «врачей-вредителей» 1953 года, выживших лишь по счастливой случайности — из-за смерти Сталина — подверглась после ареста исключительно жестокому обращению. Это именно к ним относилось распоряжение Сталина «бить, бить и еще раз бить» (см. там же), адресованное генералу госбезопасности M. Д. Рюмину. Рюмин, в то время зам. министра госбезопасности и начальник следственного отдела по особо важным делам, был расстрелян в июле 1954 года.