Роберт Конквест - Большой террор. Книга II.

Совсем по-иному обстояло дело с Куйбышевым и Горьким. Ягода признался в убийстве этих двоих — и у Сталина были определенные и настоятельные причины желать как раз их убийства.

Это еще не подтверждает, конечно, что Сталин их убил. В отношении Куйбышева мы можем только отметить, что его называют теперь как одного из троих главных противников сталинского террора в составе Политбюро. Смерть двух других — Кирова и Орджоникидзе, — как мы знаем, была делом рук Сталина. Он покончил с ними разными, но одинаково коварными путями, причем в случае Орджоникидзе это был фальсифицированный сердечный приступ. Стало быть «сердечный приступ» Куйбышева ни в коем случае не может быть просто принят на веру. Более того, живой Куйбышев мог на протяжении 1935 года представлять особо трудное препятствие на пути Сталина к осуществлению его планов — и он умер точно в тот момент, когда Сталин начал нападение на других главных противников расправы с Зиновьевым и Каменевым.

Однако, как бы вопреки сказанному, у нас нет никаких позитивных свидетельств об убийстве. Мы можем, во всяком случае, исключить здесь виновность врачей. Ведь, согласно обвинениям на процессе, они якобы постепенно подрывали здоровье Куйбышева, оставляли его без медицинского наблюдения и позволили в день смерти выйти на работу как обычно. Это слишком уж окольный и неубедительный метод убийства! Наиболее вероятно, что если Куйбышев и был уничтожен, то сделали это не врачи.

Наиболее интересна и важна смерть Горького. Ибо, проживи больной писатель еще несколько месяцев, он серьезно помешал бы планам Сталина начать процесс Зиновьева-Каменева в августе 1936 года, в период отпусков. Отсрочка начала процесса до того времени, когда члены Политбюро вернулись бы с летнего отдыха, грозила Сталину эффективным сопротивлением в Политбюро и ЦК. Но как было заставить Горького замолчать без его ареста и неизбежного международного скандала? Неплохо сказал — с другими намерениями — Вышинский в своей обвинительной речи: «Как же можно было в нашей стране, в условиях Советского государства, как они могли лишить Горького возможности проявлять политическую активность, иначе как остановив его жизнь?». [667] 176. «Дело Бухарина», стр. 603.

Но опять-таки, какая-либо вина профессора Плетнева представляется исключительно маловероятной. Против этого вопиет вся его репутация. Метод шантажа, примененный органами НКВД к Плетневу в 1936-37 году, ясно показывает, что имелось в виду сокрушить и скомпрометировать ни в чем не повинного человека. И, по крайней мере в этом случае, трудно предположить, чтобы Левин мог применять неправильное лечение, инкриминированное ему на суде, без ведома и согласия Плетнева. Стало быть, не виноват и он.

Американский журналист Уолтер Дюранти, присутствовавший на процессе, поверил почти всему, что там говорилось, и поведал миру о своей «поддержке» процесса. Но даже он сильно сомневался в виновности врачей!

Что касается смерти Горького, то, возможно, он и был убит, но только не Плетневым и не Левиным.

Социал-демократка, журналистка Бригитта Герланд, сидевшая в лагере на Воркуте с 1948 по 1953 год, описывает свое знакомство с доктором Плетневым, которому было уже за восемьдесят. По словам Герланд, он продолжал работать лагерным врачом. Журналистка пишет, что двадцатипятилетний срок заключения Плетневу был снижен до десяти лет, но по окончании этих десяти лет он так и не был освобожден. [668] 177. См. «Социалистический вестник» № 6, 1954.

Герланд пишет, что Плетнев сообщил ей о Горьком следующее. Писатель хорошо оправился после сердечного заболевания, но он терзался морально, желая покинуть СССР и вернуться в Италию. Смерть писателя была обставлена самым грубым образом. Ему дали коробку явно отравленных засахаренных фруктов. Из этой коробки он угостил двух ухаживавших за ним мужчин-санитаров, и оба они быстро умерли. Немедленное вскрытие этих двоих показало, что они погибли от яда. Врачи сохранили это происшествие в полной тайне. (В пользу этого свидетельства есть такое соображение: было явно легче принудить беспартийных врачей — будто бы в интересах покойного или в государственных интересах — подписать фальшивое заключение о смерти, чем заставить их совершить убийство).

Бригитта Герланд обсуждает в своей статье, почему метод убийства Горького был таким грубым. Она задает вопрос: неужели в НКВД не нашлось врачей, способных выполнить более тонкое «медицинское» убийство. И объясняет только тем, что методы НКВД были вообще грубыми.

О Плетневе она говорит, что он умер летом 1953 года, перед ее освобождением.

Проверить этот рассказ пока нет возможности. Но, что касается его правдоподобия, то можно отметить, что, расправляясь с Орджоникидзе, Сталин совершенно не принимал в расчет возможную реакцию врачей, подписавших заключение о «смерти от паралича сердца». Кроме того, внутри НКВД известны случаи прямого отравления людей цианистым калием с последующим медицинским заключением о смерти от сердечного припадка. Так поступили, например, со Слуцким. И Ягода был скорее отравителем, нежели специалистом по медицине.

Однако, разумеется, свидетельство Б. Герланд может быть правдоподобным, но неверным. Мы можем лишь привести его, добавив, что если оно достоверно, то снимает вину со всех врачей, а следовательно бросает сомнение на участие медиков-обвиняемых в каких-либо других «медицинских убийствах». Стоит также отметить, что недавние советские статьи к семидесятилетию со дня рождения Куйбышева ничего не сообщают об обстоятельствах его смерти. [669] 178. См., напр., «Правду», 6 июня 1958 (К 70-летию со дня рождения)

Однако, по крайней мере в отношении смерти Горького, теперь появилось гораздо более убедительное свидетельство. Старый знакомый Горького, американский журналист Дон Левин посетил в 1963 году в Москве 86-летнюю вдову писателя Екатерину Пешкову. Она спокойно сказала американцу, что не сомневается: смерть ее сына Макса была естественной. Г ость заметил на это, что, мол, теперь говорят, что и смерть Максима Горького была естественной. Тут старая женщина пришла в волнение и воскликнула: «Это не совсем так, но не просите меня об этом рассказывать! Если я стану говорить об этом, я три ночи не сомкну глаз». [670] 179. Isaac Don Levine, / Rediscovered Russia, New York, 1964 p 175

Это выглядит достаточно категорично — тем более, что в упоминавшейся книге Дубинского-Мухадзе Плетнев и Левин упомянуты в благоприятном контексте. [671] 180. См. Дубинский-Мухадзе, «Орджоникидзе», стр. 5. Стало быть, наиболее вероятным остается предположение, что Сталин организовал убийство Горького через Ягоду, но без участия врачей, что если Сталин применил не тот метод, какой описан Бригиттой Герланд, то он ипользовал какой-нибудь другой в том же роде. Тот факт, что в послесталинские годы советские источники ничего не говорят о причинах смерти Горького, лишь добавляет многозначительности к их упорному нежеланию раскрыть обстоятельства убийства Кирова — убийства более политического, а потому, быть может, менее позорного, чем уничтожение старого писателя.