Геннадий Левицкий - Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

Новый флот упорных римлян прибыл к берегам Сицилии в составе 120 боевых кораблей и 80 транспортов с продовольствием. И опять римляне наступили на одни и те же грабли. Нагрянувшая буря разбила корабли о прибрежные скалы так, «что от них остались ни к чему не годные обломки» (Полибий). А карфагенские кормчие, благодаря знанию местности и умению предсказывать бурю, спасли свой флот. Пунийский флотоводец Карталон вышел в открытое море и не получил никакого урона от стихийного бедствия.

Научившись побеждать врагов в морских битвах, римляне по-прежнему оставались бессильными перед стихией. После гибели очередного флота Рим на целых пять лет отказался от моря. Окрыленный Карфаген поручил вести войну талантливому энергичному военачальнику Гамилькару по прозвищу Барка (Молния). Он добился некоторых успехов на Сицилии и, пользуясь тем, что римляне лишились флота, принялся опустошать побережье Италии.

Прекратить такое безобразие мог только флот, но в римской казне не было денег на его постройку. Тогда граждане на личные средства построили 200 пятипалубных судов. На этот раз за образец взяли быстроходный и маневренный корабль из числа захваченных у врага несколько лет назад. Полибий называет прежнего хозяина корабля Родосцем.

Такого упорства не могли не оценить даже боги. Совершенно неожиданно свежесрубленный римский флот появился у берегов Сицилии. В это время карфагеняне везли припасы для своих городов на острове. Избежать битвы не представлялось возможным. Карфагенский флот был нагружен, словно вьючный верблюд, а римляне построили суда по образцу, в ту пору самому быстроходному.

Крупнейшее и решающее в этой войне морское сражение произошло при Эгатских островах в марте 241 года до н. э. 50 пунических кораблей было потоплено, еще 70 захвачено вместе с грузом и командами. Одних только пленных римляне взяли около 10 тысяч – для морского сражения чрезвычайно много. Ведь побежденный обычно идет ко дну. Проигравшему сражение карфагенскому военачальнику Ганнону удалось бежать от римлян, но соплеменники его казнили.

Вместе с окончанием грандиозной морской битвы пришел конец и самой войне. Карфаген не имел возможности продолжать борьбу; без поддержки флота его войска на Сицилии были обречены.

Полибий расценивает действия Гамилькара как единственно разумные. Гамилькар Барка, великий враг Рима, «сознательно и благоразумно покорился обстоятельствам и отправил к римлянам послов для переговоров об окончании войны и заключении мира. От вождя требуется, чтобы он умел одинаково верно определять как моменты для победы, так и для отступления». Закончилась война, длившаяся 24 года (более продолжительной и упорной войны еще не бывало в древней истории). Карфагену пришлось отказаться от Сицилии и заплатить огромную контрибуцию. Моммзен пишет: «Непобежденный полководец побежденной нации (Гамилькар) спустился с гор, которые так долго оборонял, и новым владетелям острова передал крепости, находившиеся во власти финикийцев непрерывно не меньше 400 лет, от стен которых были отбиты все приступы эллинов».

Мир между Римом и Карфагеном заключен, но осталась ненависть друг к другу. А также неразделенным осталось Средиземное море – римляне, как и карфагеняне, ни с кем не хотели его делить.

Несчастных карфагенян, испивших горечь поражения от римлян, ждала более страшная война у самого города. Вспомним: Карфаген воевал с Римом в основном руками наемников. Наступил мир, и пришла пора с ними рассчитаться. Кроме обычной платы многие военачальники наобещали наемникам и подарки, и увеличение жалованья – лишь бы те сражались. Иные военачальники погибли, других сами же карфагеняне распяли на крестах за проигранные сражения. Но рядовые участники боев помнили обещания командиров и требовали их исполнить.

Карфагеняне всегда неохотно расставались с деньгами – не спешили и теперь выплатить не только обещанное, но даже положенное. «Карфагеняне, перед этим понесшие большие расходы, нуждались в деньгах, – сообщает Полибий, – и полагали, что им удастся склонить наемников к отказу от следующей им части жалованья». И кому только пришло в голову, что тысячи вооруженных людей откажутся от причитающихся им денег?! Наемники пришли в неописуемое бешенство. Карфаген осознал свою ошибку и выслал к бунтующим военачальника Гискона с недоплаченным жалованьем.

Увы! Было слишком поздно. Наемники, избрав вождями кампанца Спендия и ливийца Матоса, думали уже только о грабежах и мести. «Если выступал теперь кто-либо другой с советом, они не дожидались конца речи и, не зная еще, соглашается ли говорящий со Спендием или возражает ему, тут же побивали его камнями, – описывает ситуацию в лагере Полибий. – Так убили они немало на этих сборищах и начальников, и простых людей. Толпа понимала одно только слово – «бей!»; наемники били не переставая, особенно когда сбегались на сборище опьяненные обедом».

Наемников охотно поддержали ливийцы, постоянно притесняемые финикийскими пришельцами. Число восставших достигло 70 тысяч. В скором времени в руках карфагенян осталась лишь столица. Ганнон потерпел поражение, и карфагенский совет передал войну в руки Гамилькара Барки. Выдающегося военачальника не любила и даже ненавидела торговая верхушка Карфагена, но речь шла о самом существовании города и народа. И началась война, сопровождавшаяся небывалыми жестокостями. Вот лишь некоторые из них.

В плену у наемников оказался Гискон – он привез им жалованье. Его послали к ним не случайно. Многие наемники воевали под командованием Гискона на Сицилии и помнили, что он проявлял большую заботу о своих подчиненных. Но доброта скоро забывается. Гискона заковали в цепи и отдали под стражу. Вожди восставших использовали бывшего командира, чтобы лишить своих воинов надежды на мир с карфагенянами. Полибий свидетельствует: «Гискона и его товарищей, всего до 700 человек, Спендий велел вывести за вал. и прежде всего отсечь им руки. Начали с Гискона, того самого, которого незадолго перед тем они предпочли всем карфагенянам, величали своим благодетелем и которому доверили решение спорного дела. По отсечении рук несчастным отрезали носы и уши; изувеченным перебили голени и еще живыми бросили в какую-то канаву». Наемники отказались выдать тела несчастных для погребения, а «на будущее постановили и одобрили решение: всякого захваченного в плен карфагенянина предавать мучительной смерти, а всякого союзника их отсылать по отсечении рук в Карфаген».