Геннадий Левицкий - Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих

В тот же день карфагенский совет постановил: воевать. Были немедленно приняты и действенные меры – на свободу отпустили рабов, чтобы использовать их в качестве защитников города; командовать армией за пределами Карфагена назначили приговоренного к смерти Гасдрубала; в свое время он бежал от соотечественников и бродил по Ливии во главе 20-тысячного войска, которое ему удалось собрать.

Римские консулы не спешили со штурмом Карфагена. Они считали, что возьмут безоружный город, когда захотят; и чем дольше будет оттягиваться этот исторический момент, тем легче он решится – ведь у горожан с течением времени должны истощиться продовольственные запасы. Но, как оказалось, время работало не на римлян. Поскольку беспечные консулы не удосужились даже блокировать Карфаген, город некоторое время получал продовольствие от Гасдрубала, в руках которого находилась значительная часть Ливии. И конечно, карфагеняне принялись в первую очередь решать проблему с оружием, которого они так бездарно лишились.

«Каково было воодушевление сопротивляющихся, можно представить по тому, что для нужд нового флота они разрушили кровли домов, – восхищается мужеством врага римский историк Флор. – В оружейных мастерских вместо меди и железа расплавлялось золото и серебро, для тетив метательных машин знатные женщины собрали свои волосы».

Жажда деятельности охватила весь Карфаген. «Все государственные и священные участки и все другие обширные помещения были превращены в мастерские. Работали вместе и мужчины и женщины и днем и ночью, отдыхая и получая пищу посменно в назначенном размере. Они вырабатывали каждый день по 100 щитов, по 300 мечей, по 1000 стрел для катапульт; дротиков и длинных копий 500 и катапульт, сколько смогут» (Аппиан).

Поскольку Карфаген не собирался выполнять последнее условие римлян, оба консула приблизились к городу и попытались взять его штурмом. Манилий начал атаку с суши, Цензорин действовал со стороны моря и прибрежной полосы – там стены были менее укреплены, и римляне прямо с кораблей придвигали к ним лестницы. Оба консула «презирали карфагенян как безоружных, но, натолкнувшись на новое оружие и на неожиданную решимость воинов, они были поражены и отступили».

Надежды взять без боя лишенный оружия город не оправдались. Разозленные консулы снова бросили легионы на штурм города – и вторая попытка окончилась неудачей. Тогда римляне начали осаду по всем правилам: множество легионеров было послано рубить лес для осадных машин и лагерей. За этим занятием они и были застигнуты внезапно напавшим начальником карфагенской конницы: в результате войско Цензорина потеряло 500 человек и много оружия.

Ценой огромных трудов и потерь римляне построили две гигантские машины с таранами. Одно штурмовое орудие тащили 6 тысяч легионеров, руководимых военными трибунами; второе надвигалось на стену со стороны моря усилиями гребцов на многочисленных кораблях. Мощнейший двойной удар разрушил часть стены, в образовавшемся проеме уже была видна часть города. Но карфагеняне столь отчаянно защищались, что римляне до наступления темноты так и не смогли ворваться в город. А ночью карфагеняне взамен упавшей стены возвели новую. Впрочем, не надеясь на свежую, еще влажную кладку, они произвели вылазку: одни вооруженные, другие, имея только факелы, пробились к страшным таранам, и римские произведения военного искусства сгорели либо пришли в негодность.

Римлян охватило настоящее бешенство. Они решили во что бы то ни стало прорваться через незаделанную часть стены, но защитники города были готовы и к этому. «Здесь карфагеняне по фронту поставили вооруженных воинов, а невооруженных пристроили к ним сзади с камнями и кольями и, разместив многих других на крышах расположенных вокруг домов, ожидали наступающих, если они решатся ворваться в город» (Аппиан). Лишь Сципион, бывший тогда военным трибуном, понял всю опасность затеи. Он не позволил своим легионерам участвовать в штурме, а разделил их на отряды и поставил по обе стороны от пролома в стене. «Вошедших в город и вытесненных карфагенянами, которые со всех сторон напали на них, он прикрыл своими войсками и тем спас, – рассказывает Аппиан о дальнейшем развитии событий. – И это было первое, что создало ему славу, так как он оказался более дальновидным и осторожным, чем консул».

Несчастья римлян в войне, которая представлялась им легкой прогулкой, не кончались. Лагерь Цензорина, располагавшийся у зловонного болота, охватили болезни. Поэтому консул перевел легионеров к морю, а часть разместил на кораблях. Карфагеняне придумали новую хитрость. Множество маленьких челноков они нагрузили хворостом и паклей, затем налили смолы и насыпали серы. Когда ветер подул в сторону римского флота, на суденышки поставили паруса, подожгли их содержимое и отпустили в плавание. «Эти челноки, гонимые ветром и направлением огня, наталкивались на корабли римлян, причиняли им много вреда и едва не сожгли весь флот» (Аппиан). Карфагеняне настолько осмелели, что в одну из ночей напали на лагерь консула Манилия. «Одни, имея оружие, другие же без него», пунийцы привели в замешательство консульскую армию. Потери грозили быть огромными в ночной суматохе, если бы положение опять не спас Публий Сципион. Со своими всадниками он выехал в противоположные ворота лагеря (где еще не шел бой) и напал на карфагенян с тыла. Это и заставило врагов удалиться обратно в город.

Новая неудача постигла римлян в войне с Гасдрубалом, действовавшим за пределами Карфагена. Виной тому стали действия консула Манилия, которого Аппиан характеризует как человека вообще неопытного в военном деле. Римляне не только потерпели поражение, но и позорно бежали, оставив на поле битвы непогребенные тела товарищей. Потом Сципион через пленных просил Гасдрубала похоронить хотя бы военных трибунов.

Из этой битвы Сципион, который накануне возражал против плана бездарного консула, вывел войско с минимально возможными потерями. Внук того самого Публия Сципиона, что победил Ганнибала при Заме, занимал скромную должность военного трибуна, но его популярность вышла за пределы Африки. Марк Катон, видя, как бездарно воплощается в жизнь его мечта о разрушении Карфагена, теперь возлагал надежды только на Сципиона.

– Он лишь с умом; все другие безумными тенями реют, – произнес престарелый ненавистник Карфагена.

Публий Сципион проявил себя и в качестве отличного дипломата. Даже Масинисса, который в конце жизни прохладно стал относиться к римлянам, завещал распорядиться его наследством именно военному трибуну. Сципион блестяще справился и с этой задачей. Власть в Нумидии, согласно римскому принципу «Разделяй и властвуй», была разделена между тремя законными сыновьями Масиниссы. Голоссу досталось от раздела нумидийское войско – и оно в качестве вспомогательного немедленно оказалось в подчинении Сципиона.