Лев Рубинштейн - Повести

— Вот это мне любо! — сказал Пётр, глядя на мелькающие зелёные кусты на берегах. — Так бы век ездить! А теперь повернём.

Бот свернул налево, но поворот был слишком крут, и юный рулевой не рассчитал. Раздался скрип, и дно бота зачертило по песку. Судно вздрогнуло и остановилось.

— Так, — сказал Брандт и вынул изо рта трубку. — Сели на мель. А ну-ка, Корт, попробуй шестом.

Но Пётр выхватил шест из рук помощника и, налегая на него со всей своей огромной силой, попытался снять лодку с песка. Бот качался, но не сходил.

— Бакеев, лезь в воду, — сказал Брандт. — Хорошо бы, если бы боярский сын тоже не сидел без дела. На корабле лишних людей не любят.

Фёдор молчал. Он боялся воды. Даже мыться он был не великий охотник.

— Эх ты, курица! — сказал Пётр. — Стой, я полезу.

Он было начал раздеваться, но Брандт жестом остановил его. Фёдор снял сапоги, засучил штаны выше колен и спрыгнул за борт.

— Навались! — кричал Пётр. — Ещё навались! Сходит!

Бот шуршал по песку. Наконец он качнулся, ушёл немного носом книзу и вдруг вольно всплыл, словно обрадовался свободе. Мальчики полезли обратно в лодку. Лёшка так ретиво выскочил из реки, что плеснул водой Петру на плечи. Пётр рассмеялся. На его возбуждённом смуглом лице высыхали капли.

— Отчего это случилось? — спросил он.

— Река мелка, узко, — ответил Брандт.

— Где бы пошире?

— Можно на Просяном пруде, в Измайлове. Там пошире.

— А где ещё пошире?

Брандт наморщил лоб и думал долго.

Вдруг раздался голос Лёшки:

— Господин бомбардир, дозволь сказать…

— Говори, — сказал Пётр, глядя на него с нетерпением.

— Сказывают, на Плещеевом озере воды много.

— А где оно?

— Отсюдова вёрст за сто с лишком, за Троице-Сергиевой лаврой, под городом Переяславлем.

— А ты там бывал?

— Сам-то не бывал, а отец ходил.

— Да кто твой отец? Рыболов, что ли?

Лёшка хотел было сказать: «Вольный казак-мореход», но сдержался.

— Отец сказывал, что на Плещеевом озере бури бывают, а другого берега и вовсе не видать. А живут там рыбаки, народ водяной. А раньше жили там старинные люди «весь», и от них могилы большие остались.

Пётр посмотрел на голландца. Тот одобрительно кивнул головой.

— А не потонет бот?

— Нет, ваше величество, — усмехнулся Брандт. — Он и на море не потонет, если на нём будет хороший моряк.

Пётр задумался. Бот снова приближался к пристани. Фёдор смотрел на берег с беспокойством — там не было его отца. Брандт причалил. Пётр вышел на берег.

— До чего любо, Тихон, — воскликнул он, — на воде лучше, чем на земле! Теперь я на воде жить буду, как водяная птица.

— Государь, — сказал Ромодановский с поклоном, — боярин Троекуров во гневе, что сына на лодке увидел, все свои прощённые слова обратно взял и побежал к государыне царице челом бить.

Пётр нахмурился:

— Ишь неуёмный старик! Кабы не матушка, выгнал бы его взашей из Преображенского… Фёдор!

— Я, государь!

— Иди в Капитанский дворец. Будешь по морскому делу обучаться. И ты, Бакеев. Прикажи, господин генерал, взять его сержантом в потешное войско и выдать ему кафтан форменный и штаны алые. А должность его будет для водяной игры — сторожить бот, доколе цел будет. Прощай, мейнгер!..

Вечером Пётр, стоя у открытого окна, рассеянно прислушивался к мерно звучащему голосу Тихона Стрешнева.

— И ещё в молодых годах слышал я, как киевского великого князя дружинники на ладьях ходили в Тьмутаракань [15] Тьмутаракань — название старинного русского княжества, расположенного на Таманском полуострове (Северный Кавказ). и далее по всему морю…

— По какому морю, Тихон?

— Русское море, а ныне зовут его Чёрным.

— Это где нынче турки засели?

Стрешнев утвердительно кивнул бородой.

— Ещё слышал, государь, — продолжал он, — как князя Олега ладьи ходили и по Волге до моря Хвалынского, а оттуда по морю и до далёких мест, где горы высоки. А за горами, бают, земля на нашу вовсе не похожа: живёт там цапля с красным клювом, а из-под земли бьёт вечный огонь…

— А ладьи какие были?

— Что, государь?

— Спрашиваю, ладьи какие были? Кто строил? И как?

— Не слышал, государь…

— Какое им название? Шитики? Карбасы? Бусы?

— Как мне знать, сударь? Я, слава создателю, по морям не плавал… А дозволь спросить: откуда тебе такие мудрёные слова ведомы?

Пётр пожал плечами и не ответил. Слова эти слышал он от потешных Преображенского полка, а те, в свою очередь, слышали их от отцов, дедов, слуг и родичей, из которых многие ходили и по рекам и по морям. Но никто не мог рассказать Петру в подробностях про эти корабли.

Он поглядел в окно на пышные белые облака, плывущие по синей небесной глади, и ему показалось, что это русские корабли, что плывут они под парусами по старому дедовскому пути — через Русское море, вокруг зелёного горбатого мыса, похожего на медведя, погрузившего свою морду в воду… Слышал он от потешных, конюших и дворцовых слуг ещё про море северное, серое, свирепое, про разноцветные сполохи, что в небе играют, про большие русские корабли, называемые «кочами», идущие к дальнему ледяному острову Груманту…

Стрешнев поспешно встал. Дверь раскрылась, и в комнату вошёл дядя Петра — Лев Кириллович Нарышкин.

— Государыня сюда жалует, — сказал он.

— Уйди, Тихон, — проговорил Пётр и обернулся лицом к двери.

Вошла Наталья Кирилловна. Она подошла к Петру и положила ему руки на плечи.

— Петруша, — заговорила она жалобно, — что это ты придумал — по речке плавать! Того и гляди, утонешь!

— Не утону, мать, — сказал Пётр. — От смелого и смерть бежит.

— Завёл себе потеху водяную, бог с ней! А зачем других за собой таскаешь? Тебе вольная воля, а боярин Троекуров обиделся. Уж он было сына своего простил, да как увидел его на лодке-то, тут опять рассердился. «Откажусь, говорит, от своего сына, не надобен мне такой сын, порченый!»

— Ох, мать, — вздохнул Пётр, — надоел мне твой боярин! Не человек, а пузырь с бородой. Да пускай едет обратно в Москву.

— Нельзя, Петруша, — твёрдо сказала царица, — он человек нужный, он наш человек. Сестрица-то твоя, Софья, в Москве сидит не без дела: она всё против нас злые козни строит. Не знаешь ты разве? Уж и на тебя наговоры были, чтоб тебя извести ядом или ножом, чтоб ей самой царством править. А боярин Троекуров человек важный, у него под рукой всё стрелецкое войско. Стало быть, ежели он своё войско к нам пошлёт, быть нам целыми. А ежели он на ихнюю сторону перекинется, кто нас защитит?

— Кто? — ретиво сказал Пётр. — Мои солдаты — вот кто!

— Ребята-то?

— Для кого ребята, а для меня настоящее войско. Чай, не хуже стрельцов будут. Да и стрельцы-то не все на Софьиной стороне. Есть такие, что и за нас стоят. Не бойся, мать, я тебя в обиду не дам. Вот нынче флот нужен…