Мирослав Морозов - Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Теперь мы пикировали под защиту облачности, поскольку нас преследовал рой истребителей. Для этого у нас была достаточно высокая скорость, радист, бортмеханик и стрелок вели огонь по русским бипланам. Несмотря на то что русские устремились за нами, догнать немецкие самолеты они не смогли. Они стреляли по нам с большого удаления. Наконец мы были в облаках. Оставшиеся «с носом» истребители шли за нами. Они были достаточно хитры и караулили нас сверху. Ну ничего, пусть парни поищут нас в облаках!»

Не все вылеты завершались настолько успешно. Пилот Г. Рейф (Н. Reif) из эскадрильи 3/KG 27 докладывал:

«Туманы, сильная облачность и снегопад принесли много­дневный отдых. Только 20 декабря мы пошли на Севастополь, где нам предстояло атаковать артиллерию на огневых пози­циях. До 30 километров на удалении от линии фронта нижняя кромка облачности не поднималась выше 100 м. При этом шел сильный дождь, и мы шли в атаку на бреющем полете. Вдруг сплошная облачность разорвалась, другие облака на­ходились на высоте 4000 м, и открывался дальний, ясный об­зор. Мы летели восточнее Балаклавы в направлении моря, чтобы набрать высоту, потом снова повернули на север к на­шим целям юго-восточнее Севастополя. При этом мы подня­лись на 3000 м. Перед целью по нам снова открыла огонь, хо­роший прицельный, уже знакомая нам зенитная артиллерия всех калибров. К тому же нас атаковали истребители всевоз­можных типов. После бомбометания мы с различными улов­ками благополучно вернулись, но при посадке чуть не вляпа­лись. При заходе на посадку сначала видимость была хоро­шей, но перед самой землей мы внезапно попали в сильный туман, который был усилен вихрями тонкой снежной пыли от садившихся перед нами самолетов. Мы сели слишком рано, снесли заградительное ограждение и налетели на штабель бомб. При этом у нашего бомбардировщика 1G+HL отлетели стойки шасси». К этому следует добавить, что самолет был потерян на 20%, а два авиатора получили ранения.

Очень ответственным был для советской стороны день 21 декабря. Противник явно выбился из графика, не успевая за­кончить свой выход к Северной бухте к установленному сроку. Подчиненные Манштейна яростно атаковали весь день. Наи­более ожесточенные бои развернулись за высоту 192,0 м, ко­торая в течение дня четыре раза переходила из рук в руки, но в конечном итоге осталась за немцами. 388-я дивизия поте­ряла в этих боях до половины личного состава, а 40-я кавале­рийская — своего командира полковника Кудюрова, который был убит снарядом штурмового орудия в тот момент, когда он сам встал к противотанковой пушке. И в этот критический день севастопольская авиация энергично поддерживала сво­их наземных коллег, произведя 16 бомбардировочных и 31 штурмовой вылет. На головы противника обрушилось 132 ФАБ-100, 62 ФАБ-50, около 1900 осколочных бомб и 284 PC. Поскольку все удары наносились на довольно узком участке фронта, протяженностью не более 10 км, плотность воздейст­вия была достаточно большой. Немцы понесли значительные потери, которые точно даже не поддавались учету.

Главные же события дня разыгрались в морском секторе базы. Еще предыдущим вечером из Новороссийска в Сева­стополь вышли крейсера «Красный Кавказ» (флаг вице-адми­рала Октябрьского), «Красный Крым», лидер «Харьков», эс­минцы «Бодрый» и «Незаможник». На их борту находились 79-я морская стрелковая бригада и батальон из состава 9-й брига­ды морской пехоты — всего около 4000 хорошо подготовлен­ных бойцов, со всем положенным по штату вооружением и бо­еприпасами. Корабли должны были прибыть в Севастополь еще до рассвета, но не смогли осуществить это из-за густого тумана. На входе в порт стояло наше оборонительное минное поле, и без определения по береговым ориентирам движение вперед было равносильно самоубийству. К 11.30 21-го отряд все еще находился у входной точки фарватера. Тогда Ок­тябрьский решил прорываться другим фарватером, располо­женным вдоль занятого немцами берега. Очень скоро кораб­ли были обнаружены разведкой противника, а когда это стало известно вражескому командованию, оно поспешило бросить против них бомбардировщики. Вот как вспоминал события того дня К. Д. Денисов:

«Утро 21 декабря выдалось пасмурным, тем не менее бое­вая работа велась с малых высот небольшими группами не­прерывно. В 10.00 поступил приказ: эскадрилье быть в готов­ности прикрывать боевые корабли в море. Куда они следова­ли, с какой задачей? Ответы на эти вопросы были тогда для нас тайной за семью печатями… В штабе разработали график прикрытия отряда кораблей истребителями, но вылет их за­держивался из-за непогоды. По этой же причине задержался и приход кораблей, не состоялась их встреча с тральщиком, выделенным для сопровождения отряда в базу.

Когда к 11 часам погода улучшилась, облачность стала по­выше, поднялись в воздух «чайки» эскадрильи Петра Понома­рева, а затем последовательно и два звена «ишачков». «Яки» эскадрильи Михаила Авдеева дежурили на аэродроме для на­ращивания усилий в воздухе. Корабли находились на травер­зе Балаклавы на удалении 15—20 миль.

Оживился и противник. Вначале показался один его само­лет, затем пара, четверка, восемь, двенадцать… Враг непре­рывно наращивал силы, поэтому вступили в дело и «яки». По замыслу экипажи моей эскадрильи не должны были ввязы­ваться в бой с истребителями противника, а атаковать бом­бардировщиков, не давая им возможности прорваться к отря­ду кораблей и прицельно сбросить бомбы. Возглавляемая мною четверка И-шестнадцатых барражировала под нижней кромкой облачности на высоте около 200 метров, причем од­на пара кружилась в километре впереди кораблей, а другая на таком же удалении в стороне от них. Время от времени из­-за облаков сыпались бомбы, иногда на считаные секунды по­казывался силуэт вражеского бомбардировщика, тут же вновь нырявшего в облака. Корабельная зенитная артилле­рия вела заградительный огонь на предполагаемых направ­лениях полета вражеских бомбардировщиков.

Понятно, что как неприцельное бомбометание из облаков, так и зенитный огонь по «голосу» вражеских самолетов не да­вали эффекта. Не пришлось и нам вступить в воздушный бой. Но было очевидным, что прикрытие кораблей с воздуха не да­ло врагу возможности вести визуальное прицеливание и на­нести хоть какой-нибудь ущерб кораблям. Значит, свою зада­чу мы выполняли, даже если не сделали ни одного выстрела.

Кончилось время дежурства, и наша четверка вернулась на аэродром. А отряд кораблей в кильватерном строю про­должал идти полным ходом вдоль берега с постоянным кур­сом на Севастополь.

К полудню облачность еще больше поднялась, в ней обра­зовались «окна». И тогда противник предпринял крупный налет. В воздухе появилось много вражеских самолетов и наших ис­требителей, «юнкерсы» ныряли в разрывы облаков, пикирова­ли на цели. Небо запестрело сотнями разрывов зенитных сна­рядов, вода в море забурлила от разрывов бомб. Но шло время, правда, по-боевому быстротечное, а ни один вражеский са­молет так и не был сбит — перехватить их и уничтожить до ухо­да в облака не удавалось. Но и враг не добился поставленных целей. Пять красавцев — боевых кораблей, обогнув мыс Херсо­нес, не сбавляя хода, завершили свой путь в Главной базе Черноморского флота. Правда, при входе в базу до кораблей стала доставать дальнобойная артиллерия противника, но на нее тут же обрушились «илы» и Пе-2, мощно заговорила наша 35-я батарея, к которой присоединились другие береговые батареи. И вражеский огонь сразу заметно ослабел. Много­ярусная схватка с врагом на земле, на море и в воздухе за­кончилась в нашу пользу — все корабли прибыли в Северную бухту, к месту нового базирования, и стали под разгрузку. А их орудия развернулись в сторону врага. Оборонительный потен­циал Севастополя возрос. Сейчас это было самым главным…»