Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 2. Юлий Цезарь

Но внезапно положение осложнилось. Консерваторы ошибались, предполагая, что прошлогодняя политика Помпея являет признаки его поворота в их сторону; что прежний друг Суллы готов возвратиться в ряды той партии, с которой были связаны его первые военные подвиги. Действительно, с Цицероном, остановившимся во время своего пути в Таренте для свидания с ним и остававшимся там в течение трех дней для беседы о политике, Помпей говорил откровенно, открыто, без околичностей, почти как Катон. [372]Несмотря на это, он был слишком благоразумен, чтобы желать бросить вызов своему прежнему тестю с грубостью Марцелла. На заседании сената, проходившем 1 июня или в один из следующих дней, Помпей, мы не знаем, прямо или косвенно, воспротивился предложению Марцелла. Тот произнес длинную речь, в которой заявлял, что ввиду свидетельства самого Цезаря об умиротворении Галлии следовало распустить армию и отозвать проконсула. Он прибавил, что привилегия заочно домогаться консульства, предоставленная народом Цезарю, не имеет силы, так как уничтожена законом Помпея. Но Помпей (или какой-то сенатор, уполномоченный говорить от его имени) указал, что lex Licinia Pompeia 53 года запрещает касаться вопроса о преемнике Цезаря до 1 марта 50 года. [373]Аргумент, с конституционной точки зрения, был трудно опровержим, и Марцелл, равно как и его друзья не были столь ослеплены, чтобы легкомысленно ссориться с Помпеем.

Марцелл благоразумно уступил, и общественное внимание обратилось к выборам на 50 год, происходившим в июне или июле. Цезарь послал в Италию большое число своих солдат для голосования, но его кандидат на консульство Марк Калидий потерпел неудачу. Консулами были избраны Гай Клавдий Марцелл, двоюродный брат Марка, бывший также ожесточенным врагом Цезаря, хотя и родственник ему через свою жену Октавию, и Л. Эмилий Павел; он выдавал себя за консерватора, но на него им нельзя было положиться, потому что Цезарь дал ему прибыльное поручение возвести за его счет большие постройки в Риме. Другие выборы были, однако, более благоприятны для Цезаря, и среди трибунов только один, Гай Фурний, был расположен к консервативной партии. Консерваторы немедленно начали процесс о подкупе в интересах Сервия Полы, одного из выбранных трибунов; им удалось добиться его осуждения, и они принудили выбрать на его место Куриона, ожесточенного врага Цезаря. [374]Что касается выборов в преторы, то они были отложены.

Едва окончилась выборная агитация, как враги Цезаря возобновили свои нападки и прежде всего постарались принудить Помпея ясно определить свою позицию. Что думал он о Цезаре и его политике, о его просьбах и домогательствах? 22 июля, когда в сенате рассуждали по поводу жалованья легионам Помпея, желавшего отправиться в Испанию, [375]у него потребовали отчет о легионе, одолженном Цезарю. Помпей объявил, что готов отозвать его, но не тотчас, чтобы не показать врагам его друга, что они правы. Спросили его мнения и об отозвании Цезаря, и он неопределенно отвечал, что все граждане должны повиноваться сенату. Дальнейшее обсуждение вопроса он отложил до своего возвращения из Аримина (совр. Rimini), куда должен был отправиться для надзора за набором, производимым по его приказу в долине По. [376]

Все думали, что он будет говорить об этом деле на заседании 13 августа. Но заседание было отложено ввиду разбирательства в вопросе о подкупе, начатого против одного из выбранных консулов, а когда в следующий раз сенат собрался 1 сентября, то не оказалось кворума. [377]Клуб политических дельцов и дилетантов начинал беспокоиться. Что было достигнуто всеми их происками? Помпей, несмотря на свои прошлогодние репрессии, продолжал выказывать себя другом Цезаря. Тем не менее, несмотря на отсутствие кворума, враг Цезаря сделал шаг вперед на этом заседании: Помпей дал понять, что он не одобряет заочной кандидатуры Цезаря. Сципион же предложил, чтобы единственным вопросом на заседании 1 марта был вопрос о галльской провинции в связи с жалобой агента Цезаря Корнелия Бальба. [378]На отложенных выборах консервативный кандидат в преторы Фавоний потерпел неудачу, но зато были избраны курульными эдилами Марк Целий Руф и Марк Октавий, а Курион — народным трибуном. Все они были врагами Цезаря. [379]Наконец, приблизительно в это же время сенат принял важное постановление; обеспокоенный большим числом должников и денежным голодом — роковым последствием безумного увлечения 55 и 54 годов, он постановил, чтобы наивысшим законным процентом были 12 из ста и чтобы неуплаченные проценты были приписаны к капиталу, но без начисления на них процентов. [380]

Это, по-видимому, было странное решение: спустя десять лет сенат возвращался к политике Катилины, правда, с некоторым смягчением. Капиталисты завопили: если сенат подаст этот пример и готов нарушить священный характер контрактов, не будет ли вправе народная партия снова потребовать сожжения всех «syngraphae»? [381]Есть вещи, которые трудно делать наполовину: тронуть их значит — уступить. Однако эта уступчивость сената была такой же приметой времени, как и большой успех новой политической работы Цицерона «De Republica». Обнародованная в тот момент, когда Цицерон готовился к отъезду, эта книга была с большим интересом встречена и прочитана всеми образованными людьми. [382]Ее переписывали и копировали сразу в большом количестве экземпляров при помощи рабов и вольноотпущенников, занимавшихся ремеслом переписчиков, и книгопродавцов; подобно рабам Аттика, который торговал книгами в довольно большом количестве. Все были теперь склонны больше к тому, чтобы смягчить политический и экономический антагонизм плавными переходами и примирениями, чем разрешить его в открытой борьбе; ни у одного класса, ни у одной партии не было более энергии, храбрости и твердости, необходимых для риска в смертельной борьбе со своими противниками. Так далеко ушли они от эпохи Мария и Суллы! Никого не разоряя и мирно регулируя вопрос, хотели положить конец затруднениям между кредиторами и должниками, хотели реорганизовать государство, но без революции, с помощью правительства, которое было бы гармоничным сочетанием демократии, аристократии и монархии, как предлагал в своем сочинении Цицерон.

Несмотря на этот дух примирения, никто не мог, к несчастью, приглушить ненависть небольшой группы лиц к одному человеку: враги Цезаря не складывали оружия. 30 сентября Марцелл в присутствии Помпея предложил сенату постановить, чтобы 1 марта следующего года консулы поставили на обсуждение вопрос о галльском командировании; чтобы сенат собирался каждый день до тех пор, пока не будет принято решение, и чтобы даже сенаторы, исполняющие обязанности судей, обязательно присутствовали на заседаниях. Это предложение было утверждено. Но, когда Марцелл предложил рассматривать как недействительные все veto, которыми трибуны могли бы воспользоваться в тот день, а противодействующих этой мере трибунов считать общественными врагами и вместе с тем принять к рассмотрению просьбы об отпуске, поданные солдатами Цезаря, как бы приглашая этим их подавать, несколько трибунов, в том числе Гай Целий и Гай Вибий Панса воспользовались своим правом veto.