Владимир Янин - Денежно-весовые системы домонгольской Руси и очерки истории денежной системы средневекового Новгорода

Клад 3. Найден летом 1930 г. при рытье могилы на Рождественском кладбище в Новгороде. 1811 монет общим весом 1411 г. Инв. № 247. Состав [369]:

Клад 4. Найден в сентябре 1947 г. при расчистке завалов Спасо-Нередицкой церкви под Новгородом, разрушенной фашистами в 1941 г.; был захоронен, по-видимому, в стене церкви. 531 монета общим весом 402,8 г. Клад сохраняется вместе с кубышкой. По первоначальным записям инвентарных книг в кладе было 533 монеты. Инв. № 248. Состав:

Новгород, 1420–1479 гг. 531 экз.

в том числе: денег – 511, четверетец 20 экз.

Оба последних клада относятся ко времени новгородской самостоятельности, так как в них нет монет, чеканенных после 1478 г. Однако зарыты они не одновременно. В настоящее время, когда еще не существует хронологической классификации новгородских монетных типов, трудно высказать какие-либо твердые суждения о датах зарытия новгородских кладов XV в. Тем не менее, общие наблюдения над составом комплексов показывают, что подбор типов в кладе 4 более разнообразен, нежели в кладе 3. В частности, в кладе 3 зафиксировано крайне малое количество денег с изображением пунктирного креста, пересекающего надпись лицевой стороны, тогда как в кладе 4 такие типы преобладают.

Основываясь на обилии монетных типов, представленных в Нередицком кладе, последний возможно датировать самым концом периода новгородской независимости, 1460–1470 годами.

Обращает внимание в Нередицком кладе значительное число четверетец, небольших и редко встречаемых монеток в четверть новгородской денги, несущих изображение птички. 20 четверетец Нередицкого клада весят 3,84 г, что дает средний вес для одной монеты 0,192 г. Большинство типов этих монет принадлежит к числу неизданных и вполне заслуживает самостоятельной публикации.

Клад 5. Происхождение неизвестно. 495 монет общим весом 366 г. Инв. № 215. Состав:

Новгород, время самостоятельности, 1420–1478 гг. 494 экз.

Новгород, великокняжеская денга 1»

Клад 6. Происхождение неизвестно. 897 монет общим весом 700,6 г. Сверх того, 10 монет из этого клада хранятся в Боровичском музее. Инв. № 217. Состав:

Новгород, время самостоятельности, 1420–1478 гг. 896 экз.

Новгород, великокняжеская денга 1»

Несмотря на то что паспорт клада 6 не сохранился, он может быть восстановлен с достаточной достоверностью. В сводке Р. Р. Фасмера [370]зафиксирован найденный в 1924 г. близ деревни Емельяхново б. Боровичского уезда клад, включавший в свой состав около 920 новгородок времени самобытности и имевший общий вес около 13/4 фунта (около 715 г).

Близкое совпадение всех цифр и какое-то отношение клада к Боровичам, смысл которого утрачен с потерей старых инвентарных книг Новгородского музея, дают возможность отождествить беспаспортный клад 6 с Емельяхновским кладом 1924 г.

Последние два клада, чрезвычайно близкие по своему составу, позволяют поставить очень интересный вопрос о судьбах новгородской чеканки во второй половине XV в.

Определяя год прекращения выпуска новгородских денег времени самостоятельности, исследователи, как правило, оперируют двумя датами, Чаще всего время самостоятельной чеканки определяют 1420–1478 гг., а к 1478 г. относят начало чеканки денег обычного новгородского типа, но с надписью «Денга великого князя». Однако существует и другое мнение, на котором особенно настаивал А. В. Орешников. Последним годом самостоятельной новгородской чеканки он признавал 1456 г., так как одним из пунктов заключенного между Москвой и Новгородом Яжелбицкого мира было: «А печати быти князей великих» [371]. То же требование было повторено в договорной грамоте Ивана III с Новгородом, заключенной в 1471 г. [372], что создает впечатление традиционности употребления печати московских князей при новгородских документах после 1456 г. А. В. Орешников полагал, что требование об исключительном употреблении при новгородских грамотах великокняжеской печати должно было распространяться и на монеты, поскольку право монетной чеканки было одним из основных признаков самостоятельности [373].

Между тем состояние фактического материала новгородской нумизматики плохо согласуется и с тем и с другим построением. Новгородские великокняжеские денги с изображением Софии и денежного мастера принадлежат к числу очень редких монет. И. И. Толстой, например, в своей работе о монетах Великого Новгорода мог оперировать только 34 экземплярами таких денег, тогда как монет времени самостоятельности в его руках было 1160 экземпляров [374]. Поэтому приняв за начальную дату их чеканки 1456 г., мы ни в коей мере не сможем заполнить ими весь длительный промежуток между 1456 и 1478 гг. С другой стороны, для И. И. Толстого не могло существовать проблемы чеканки таких денег после 1478 г., так как в изображениях на новгородских денгах даже времени самостоятельности он видел художественное выражение покорности Новгорода перед московским великим князем. Между тем в настоящее время доказано, что на новгородских монетах изображалась София [375], т. е. принципиально отличный от предположенного И. И. Толстым символ новгородской независимости. Появление его хотя бы на короткий срок после 1478 г. совершенно не согласуется со смыслом мероприятий Ивана III, предпринятых в годы покорения Новгорода.

Во всяком случае, очевидно, что чеканка великокняжеских денег обычного новгородского типа осуществлялась на протяжении очень короткого времени. В целях устранения отмеченных противоречий следует обратиться к истории печати при новгородских грамотах после 1456 г., так как именно печати признаны основным аргументом для датировки монет. Договорная грамота о перемирии Новгорода с ганзейскими городами составлена в 1466 г., т. е. спустя 10 лет после заключения Яжелбицкого мира, однако ее концовка упоминает печати посадника, тысяцкого и купеческих старост, привешенные по приговору «Всего Новгорода», и ничего не сообщает о великокняжеской печати [376]. Договорная грамота Великого Новгорода и Пскова с епископом юрьевским о перемирии на 30 лет заключена в 1474 г., т. е. спустя всего три года после повторного требования Ивана III о великокняжеской печати, однако и в ней о печати великого князя нет ни слова. Напротив, «а воевода Великого Новагорода, посадник Новгородский Фома Андреевич, а посол Великого Новагорода Онъкипа Васильевич крест поцеловали за Великий Новгород и за всю Новгородскую державу и печать Великого Новгорода прыложити» [377]. Мы видим, что требование Москвы относительно печати выполнялось в Новгороде эпизодически и только под непосредственным впечатлением от этого требования. Поэтому можно думать, что если условия, касающиеся печати грамот, распространялись на монетный чекан, что вполне закономерно, то новый тип с надписью «Денга великого князя» возник ненадолго или после 1456 г. или же после 1471 г., а затем снова был вытеснен денгой обычного для времени новгородской самостоятельности типа. 1456 год кажется более возможной датой для краткосрочного появления великокняжеских денег, так как впечатление от первого требования должно было быть более сильным.