Андрей Буровский - Пётр Первый - проклятый император

Возможно, строительство порта в Таганроге и Вол–го–Дона забыты потому, что после Прутского похода 1711 года эти недостроенные сооружения пришлось забросить.

Так же прочно забыта попытка построить огромный порт в Рогервике, в нескольких милях от Ревеля. Как часто бывало, Пётр не хотел пользоваться уже существующим (в данном случае ― уже построенным портом Ревеля) и с маниакальным упорством строил что–то такое, к чему только он один будет иметь отношение. Но какое–то время он сомневался, строить ли морской «парадиз» в Петербурге или в Рогервике. Всем был рейд в Рогервике хорош, только открыт западным ветрам, и зимние штормы губили корабли каждую зиму.

«Навезли невероятное количество бревен, опустошив леса Лифляндии и Эстляндии, наделали огромных ящиков и, наполнив их булыжником, опустили на глубокое дно рейда; но буря раскидала сооружение. Работу повторяли, но с такой же неудачей, так что, наконец, страшно дорогое дело было брошено».

На Рогервике тоже погибло множество рабочих.

Все это приведены примеры не только чудовищной расточительности государства Петра ― расточительности и в материальных ресурсах, и в человеческих жизнях.

Но это еще и примеры безобразной организации государственного хозяйства. Все эти «стройки века», так сказать «беломорканалы XVIII столетия», организовывались подрядчиками. И там, где гибли десятки тысяч, десятки (уже без «тысяч»! просто десятки!) людей наживали вполне приличные состояния.

В то же время на организации производства товаров на рынок при Петре разбогатеть было невозможно ― жадная свора чиновников моментально ограбила бы предпринимателя, не связанного с государством. А нищее, полуголодное население нуждалось решительно во всем, но покупать могло очень немногое. На жаргоне экономистов это называется красиво: «дефицит платежеспособного спроса». И получается, что государство попросту развращало купцов, делая невыгодным серьезное производство и ― выгодной «экономию», приводящую к массовой смертности.

Кроме организации нескольких «строек смерти» Пётр «прославился» еще и широчайшим распространением рабского труда в промышленности и даже в торговле.

Известен подлинный случай, когда государство, построив полотняные заводы для получения парусины, решило «отдать их торговым людям, а буде не похотят, хотя бы и неволей». Термин «крепостное купечество» или «крепостные капиталисты» прозвучит сюрреалистически, но ведь примерно так оно и было. Пётр никак не мог допустить, чтобы в его государстве хоть кто–то оставался свободен, пусть даже и предприниматель.

В торговле так же насильственно создавались торговые «кумпанства», то есть компании. Первые «кумпанства» ― то вообще были не торговыми… Это были объединения подданных, каждое из которых должно было построить за свой счет многопушечный корабль…

Но потом Пётр издавал и указы про торговлю «кумпан ствами», и о том, чтобы русские купцы везли бы сами товары в «неметчину». Голландцы даже испугались одно время и хотели надавить на Петра ― пусть не велит своим «кумпанствам» везти товар в Голландию…

Но уже спустя самое небольшое время резидент Нидер ландских штатов Фон–дер–Гульст доносил:

«Что касается торговли компаниями, то это дело пало само собой; русские не знают, как приняться и начать такое сложное и трудное дело. Я просил прежде, чтобы мне была дана инструкция на сей счет, но если я получу теперь эту инструкцию, то замедлю её исполнение, потому что по вашему требованию царь уничтожит дело, которого невозможность уже признана, и покажет вид, что он это сделал для вас».

Правда, существовали еще и семейные артели, и они–то были куда как жизнеспособны… но Пётр их, разумеется, запретил. Если Баженины могли добраться до Голландии на своем корабле с «робятами», то могли, конечно, привезти и товары… тот же холст. Но к тому времени производство холстов уже погублено указами Петра, везти за границу просто нечего, а Баженины торговать «кумпанствами» не умеют, и пускать за рубеж их нельзя…

За всю историю петровского времени только дважды русские купцы вырывались за границу с товарами… лучше бы они этого не делали! Об одной такой попытке поторговать в Стокгольме мы знаем довольно подробно из доноса русского посланника Бестужева:

«Русские купцы никакого почтения не оказывают, беспрестанно бранятся и дерутся между собою, отчего немалое бесчестие русскому народу. И хотя я Вашего Величества указ им и объявлял, чтоб они смирно жили и чистенько себя в платье содержали, но они не только себя в платье чисто не содержат, но некоторые из них ходят в старом русском платье без галстуха, также некоторые и с бородами по улицам ходят».

Дело в том, что «купцы» привезли в Швецию не что–нибудь, а каленые орешки и деревянные ложки. Чтобы сэкономить денег, они в гостиницу не пошли, так и варили кашу на костре, на берегу, собирая толпы любопытных, а потом ездили на санях (в августе месяце) по городу и драли глотки: «Кому орешков?! Кому ложек?!» Причем орали исключительно по–русски…

Не буду спорить ― были ли это просто бродяги, которые сперли корабль и притворились купцами, или до такого состояния было доведено купечество. Важно ― других случаев торговли готовыми товарами не было вообще.

Если так обращались с предпринимателями, то уж тем более рабочие на всех без исключения мануфактурах при Петре стали бесправными рабами. Ушли в прошлое времена, когда цари позволяли набирать «всяких людей по доброте, а не в неволю». Да и не стало в Московии людей, которые не тянут ни службы, ни тягла ― как раз тех, кто легче всего мог бы наняться в рабочие или стать мастером или инженером, то есть специалистом.

Теперь этих людей вовсе не привлекали «добром», а «отсылали в работу навечно». «Гулящий человек», уже психологически, может быть, и готовый стать заводским рабочим, становился на том же заводе рабом… Беглые от помещиков крестьяне находили себе пристанище на заводах, при Петре их запрещено было возвращать… Ценой потери ими той самой свободы, которую они искали, став рабочими.

Для обеспечения заводов рабочей силой Пётр отдавал деревни и целые волости в заводские крестьяне ― называя вещи своими именами, в крепостные рабы. С 1721 года даже недворяне имели право покупать деревни для обеспечения заводов рабочей силой.

Гулящие люди бежали с заводов на Дон и на Север, резали мастеров, ломали машины и поджигали заводы. Приписанные к заводам крестьяне рубили себе и своим детям руки и ноги, чтобы не идти на завод. Их ловили, били кнутом, ссылали, клеймили, заковывали в кандалы, вешали для устрашения прочих. Виселица с трупами в разной степени разложения стала обычной частью пейзажа заводов и мануфактур (как и «строек века», разумеется), рабочие в Воронеже на вопрос царя, какие, мол, будут пожелания, попросили одного: снять трупы с виселицы. «А то как ветер с той стороны, и кусок в горло не лезет».