Генри Ли - История инквизиции. том 1

Никто не мог отказаться выступить в качестве свидетеля; никакая привилегия, никакой обет, никакая присяга не освобождали от этой обязанности. Если свидетель не желал или колебался давать показания, то рядом с залом суда находился застенок, к орудиям которого прибегали для убеждения свидетелей чаще, чем для убеждения обвиняемых инквизиторы. Полагали, что их применение устраняло всякое сомнение относительно искренности показаний. Священникам было приказано требовать от исповедующихся сообщений всего, что они знали о еретиках и о людях, сочувствующих ереси. Если исповедник узнавал что-либо, касающееся ереси, то он должен был остановиться на этом и приложить все усилия, чтобы убедить кающегося донести об этом властям; если же его убеждение оставалось тщетным, то он должен был, не называя имен, посоветоваться с людьми «опытными и богобоязненными» и спросить их, как ему поступить в данном случае; уже один тот факт, что в подобном деле приходилось обращаться за советами, показывает, что тайна исповеди не считалась инквизицией неприкосновенной. Ересь считалась таким грехом, отпустить который мог только один папа, а не заурядный исповедник.

При таком отношении инквизиционного суда к свидетельским показаниям осуждение за ересь выносилось легче, чем за какое-либо другое преступление. Инквизиторов учили, что достаточно самого легкого показания. Обвиняемому не сообщали имен свидетелей, выступавших против него. Уже в 1244 и 1246 гг. соборы в Нарбонне и Безье запрещают инквизиторам объявлять имена свидетелей, мотивируя это «благоразумным желанием» Святого Престола не подвергать их опасности. Бонифаций VIII ввел в каноническое право статью об умолчании имен свидетелей. Иногда предъявляли имена свидетелей, выписав их предварительно на особый лист в таком порядке, что невозможно было узнать, кто из них что показал, или их перемешивали с именами других лиц так, что защита никоим образом не могла отделить имен свидетелей. Иногда часть свидетелей приносила присягу в присутствии обвиняемого, а остальные допрашивались в его отсутствие. В некоторых процессах стали держать в тайне и сами свидетельские показания. Обвиняемого судили тогда на основании данных, которых он не видел и которые исходили от неизвестных ему свидетелей. Так как за обвиняемым в принципе не признавали никаких прав, то инквизитор мог позволять себе все, что, по его мнению, могло послужить интересам веры. Так, например, если свидетель обвинения брал свои слова назад, то это держалось в тайне от обвиняемого, так как это могло бы сделать его защиту более смелой; но в то же время судье рекомендуется иметь это в виду при вынесении приговора. Забота инквизиции о безопасности свидетелей заходила так далеко, что инквизитор мог, если находил это нужным, отказать обвиняемому в выдаче копий свидетельских показаний.

Эта таинственность, освобождавшая свидетелей и обвинителей от всякой ответственности, вызывала массу злоупотреблений и полную возможность удовлетворять наветами свою личную ненависть. Покровительство, которое она оказывала доносчикам и еретикам, сделало инквизицию орудием и пособницей бесконечного числа лжесвидетелей, хотя инквизиторы предупреждали свидетеля о наказаниях, налагаемых за ложную присягу, заставляли его дать согласие подчиниться им и тщательно допрашивали его, чтобы узнать, не подкуплен ли он.

Хотя лжесвидетельство каралось очень строго, но тем не менее оно становилось частым, так как раскрытие его было трудным. Бывали случаи, когда свидетели сговаривались погубить невинного. Инквизиция считала, что свидетель, отрекшийся от своего неблагоприятного обвиненному показания, должен быть наказан как лжесвидетель, но тем не менее его показание должно быть сохранено и иметь решающее влияние на приговор.

С лжесвидетелем, если его уличали, поступали так же строго, как с еретиком. Совещание экспертов в январе 1329 г. постановило, что лжесвидетели должны не только подвергаться тюремному заключению, но и возмещать убытки, причиненные ими обвиняемым. В 1518 г. Лев X предписал испанской инквизиции выдавать в руки светской власти тех лжесвидетелей, которые нанесли существенный ущерб своим жертвам. Однако и лжесвидетели, как правило, наказывались по усмотрению инквизитора.

Отношение к свидетелям и свидетельским показаниям – пример тенденции, пронизавшей все инквизиционное судопроизводство, ставить как можно меньше преград трибуналам и давать им неограниченную власть.

Каноны Латеранского собора предписывали епископским судам, чтобы обвиняемый присутствовал при расследовании его дела, если оно не велось в его отсутствие из-за его неявки; ему предъявлялись все жалобы, чтобы он мог дать на них свои объяснения; имена свидетелей и их показания должны быть обнародованы, и должны быть допущены все законные отводы, «так как сохранение имен в тайне могло возбуждать клевету, а отказ в отводе мог бы помочь лжесвидетелям». Резко отличалось от этого положение обвиняемого инквизицией по подозрению в ереси, который заранее всегда считался виновным. Инквизитор стремился заставить обвиняемого сознаться в своем прегрешении и умолять о воссоединении его с церковью. Чтобы легче этого добиться, систематически низводили до минимума все преимущества защиты. Правда, собор 1246 г. в Безье постановил, чтобы обвиняемому была предоставлена возможность защиты, отводов и опровержения; но инквизиторы не обращали внимания на эти попытки ограничить их произвол. Таинственность позволяла судье делать все, что ему было нужно. Чтобы сделать произвол еще более абсолютным, обвиняемого лишили права иметь защитника. В то же время в епископских судах часто давали бедным бесплатного защитника. Это подтверждалось в хартии 1212 г. Симона де Монфора и в испанских законах той эпохи. Но декреталий Иннокентия III, внесенный в каноническое право, запрещал адвокатам и нотариусам оказывать содействие еретикам и лицам, сочувствующим ереси, а также выступать вместо них в судах. Это запрещение, которое касалось лишь заведомо закоснелых еретиков, было вскоре распространено на людей, только подозреваемых, пытавшихся доказать свою невиновность. Соборы Баланса и Альби в 1248 и в 1254 гг. предупреждали инквизиторов против адвокатских уловок в защиту еретика, признавали сочувствующими ереси адвокатов еретиков; объявленный сочувствующим ереси признавался по закону еретиком, если в течение года не мог это опровергнуть инквизитору. Постоянно повторяли напоминания инквизиторам вести дела, не обращая внимания на законные формальности и на крючкотворство адвокатов. Нотариусов постоянно предупреждали, что редактирование отречения от признания делало их единомышленниками еретика. Хотя формально обвиняемый имел право взять себе защитника, инквизитор мог возбудить преследование против адвоката или нотариуса, выступившего защитником еретика, как против сочувствующих ереси. Если защитниками были лица духовного звания, их лишали навсегда бенефиций.