Базиль Гарт - От «Барбароссы» до «Терминала»: Взгляд с Запада

Несколько дней Г. К. Жуков, назначенный 10 октября командующим Западным фронтом, мог утешать себя мыслью, что положение, хотя и чрезвычайно опасное, все же поддается контролю. Пока советские войска на флангах у Калинина и Мценска удерживали свои позиции, не давая бронированным клещам танковой группы Гота и танковой армии Гудериана сомкнуться, слабый центр был меньшим злом, так как фронтальное наступление немецких 4-й и 9-й армий поддерживали лишь танки Гепнера. Даже если бы этим армиям фон Бока и удалось подойти к Москве, то их «свиное рыло» могло оказаться в ловушке.

Но 14 октября положение резко осложнилось — северный фланг был прорван. 3-я танковая группа ворвалась в Калинин, и танки Гота вместе с наступавшей вслед за ней 9-й армией устремились к Московскому морю — крупному искусственному водоему в 120 километрах к северу от столицы.

Город жил тревожной жизнью. Цвет москвичей был на фронте — в армии, ополчении, батальонах добровольцев, а сотни тысяч жителей столицы, включая женщин и детей, днем и ночью на подступах к городу и на его окраинах строили оборонительные сооружения, рыли противотанковые рвы, устанавливали проволочные заграждения и противотанковые «ежи». Через два дня после захвата немцами Калинина и сообщения об эвакуации части государственных и партийных учреждений и дипломатического корпуса в Куйбышев из Москвы на восток хлынули неорганизованные потоки беженцев. Но сам Сталин остался в Москве. Вечером 19 октября в столице было введено осадное положение, патрули из рабочих, солдат НКВД и милиции вышли на улицы, чтобы навести порядок. С этого времени имевшие место отдельные проявления паники прекратились. В затемненном городе, с его заснеженными улицами, закрытыми магазинами и воем сирен воздушной тревоги, царила атмосфера отчаянной воинственной решимости.

Эта атмосфера была полной противоположностью той апатии и безразличию, которые предопределили падение Франции в 1940 году. Тогда страна и ее институты были принесены в жертву личной безопасности. Мелкие удовольствия и привычную удобную жизнь можно было, как казалось многим французам, сохранить, просто отказавшись воевать. Но русские в 1941 году были далеки от подобных мыслей.

К лишениям и жертвам они привыкли на протяжении столетий, но в немецких захватчиках они сейчас видели причину их бед и несчастий и ненавидели их. Были и другие, более глубокие чувства, вдохновлявшие их на борьбу.

Если, как утверждал Гитлер, «воля к победе» — наиважнейший фактор, то немцы уже проиграли войну. Ибо что могли они противопоставить чаяниям русских? Жажду захвата земель и «рабов», надуманную доктрину расового «превосходства», набор путаных предубеждений против «большевизма». Эти вещи не имели ценности по сравнению с глубоким патриотизмом русских, их верой в марксистское учение. Вермахт жил мечом. Если и когда меч затупится…

Проблема, стоявшая перед Жуковым, новым командующим Западным фронтом, и перед Ставкой Верховного Главнокомандования, требовала тонкого расчета. Русским необходимо было сохранить непрерывный фронт до наступления зимы, но при этом их сопротивление должно было быть достаточно гибким, чтобы избежать окружения, и в то же время достаточно энергичным, чтобы задерживать противника при малейшей возможности.

На северном и центральном участках Московского фронта из-за густых лесов немецкие танки редко имели возможность для действий вне дорог. Привыкшие к крошечным лесочкам Западной Европы, немцы чувствовали себя неуверенно в обширных русских лесах, через, которые им приходилось с боями проходить день за днем. Теперь рано темнело, и темнота царила 14 часов в сутки. Когда немецкие колонны останавливались, советская кавалерия проникала по лесным тропам за линию фронта, ставила мины и обстреливала из минометов немецкие обозы. Даже танковая группа Гота, которая сумела, казалось, прорвать фронт под Калинином, к концу октября была вынуждена двигаться со скоростью пешехода.

Таким образом, хотя немцы оказались ближе всего к Москве на северном и центральном участках фронта (из Можайска они могли в ясную ночь наблюдать вспышки разрывов зенитных снарядов в небе над Москвой), подлинная угроза для Красной Армии лежала южнее, где местность была более открытой и где советским войскам, у которых почти не было танков, противостояла целая танковая армия Гудериана. [71]В тот период у советского командования на Западном фронте имелось лишь одно самостоятельное танковое подразделение — 4-я танковая бригада полковника Катукова, недавно оснащенная танками Т-34.

Бригада прибыла под Москву в конце сентября и еще не участвовала в боях. После окружения советских войск под Брянском она оказалась единственной мобильной ударной силой между рекой Окой и Мценском. Получив приказ прибыть в Мценск и задержать наступление Гудериана на Тулу, Катуков 6 октября нанес внезапный контрудар по 4-й танковой дивизии, заставив ее «пережить несколько скверных часов» и причинив ей «чувствительные потери». Не развивая начального успеха, Катуков затем отступил, благоразумно решив, что сохранение бригады важнее, чем героическое, но гибельное для нее наступление против целой танковой армии противника. Гудериан записал в дневнике: «Это был первый случай, когда огромное превосходство Т-34 над нашими танками стало совершенно очевидным… От стремительного наступления на Тулу, запланированного нами, временно пришлось отказаться».

Залечив раны, 4-я танковая дивизия немцев через несколько дней возобновила наступление на Мценск и 11 октября подошла к окраине города. Командир корпуса Геир хотел было заменить 4-ю танковую дивизию 3-й танковой и частями 10-й моторизованной дивизии, но из-за осенней распутицы это повлекло бы за собой минимум двухдневную задержку и возвращение дивизии обратно в Орел, поэтому 4-я танковая продолжала идти в авангарде. Время от времени шел снег и таял, упав на землю. Грязь делала возможным движение лишь по шоссе, и танки и автомашины шли со скоростью около 10 километров в час. Вечером 11 октября, когда передовые части дивизии вступили в охваченное пожаром предместье Мценска, дивизия растянулась по шоссе километров на двадцать, а приданная ей артиллерия и пехотные части оказались почти за пределами радиосвязи. Именно этот момент Катуков выбрал для нового контрудара. Танки Т-34 устремились вперед. Почва с наступлением сумерек начала подмерзать, широкие гусеницы Т-34 позволяли пройти там, где тяжелые немецкие танки Т-IV садились на бронированное брюхо.

Удар русских танкистов был стремительным и свирепым. Немецкая колонна оказалась рассеченной на части, которые затем были методично уничтожены. Башенные стрелки 4-й танковой дивизии, боевой дух которых был надломлен еще в первом столкновении с бригадой Катукова, вновь видели, как их снаряды отскакивают от покатой брони советских танков.