Тэлфорд Тейлор - От Мюнхена до Токийского залива: Взгляд с Запада на трагические страницы истории второй мировой войны

В своих мемуарах Монтгомери приводит полный текст записок, по которым он говорил на пресс-конференции, и там не отрицается, что он обращался за поддержкой к Эйзенхауэру как к «капитану команды». Он отдает должное боевым качествам американских солдат, говоря: «Я попытался представить себя почти американским солдатом, так что я не мог совершить какое-нибудь недостойное действие или чем-то обидеть их». Он закончил горячим призывом к совместным действиям.

И тем не менее он глубоко оскорбил американских солдат, заявив, что практически он сам, один, навел порядок в хаосе и что положение спасли британские войска. И упоминая о совместных действиях, он давал понять, что Эйзенхауэра приходится терпеть только потому, что он является «капитаном команды», а не из-за его качеств руководителя. Монтгомери мог так думать, но не должен был об этом открыто заявлять в такое сложное время.

Описав, как немцы раскололи надвое американские военные силы, он поведал о своих собственных действиях перед отдачей приказов: «Как только я увидел, что произошло, я предпринял некоторые шаги, чтобы в случае, если немцы дойдут до Мааса, не дать им перейти реку».

Проанализируем это заявление.

Первая акция Монтгомери имела место 19 декабря, на четвертый день наступления, когда бывшие в его распоряжении войска — Центр пополнения личного состава танков в Брюсселе, персонал некоторых штабов и отряды войск специальных авиационных служб — были посланы к переправам через Маас между городами Намюр и Живе. Они прибыли 20 декабря, и в тот же день 29-я бронетанковая бригада, состоявшая из трех танковых полков (около 160 танков) и моторизованного разведывательного батальона, двинулась с северо-запада Бельгии, чтобы принять от этих войск тяжелую задачу удерживать линию в 35 миль по реке Маас против танковой армии. Все британские вооруженные силы, вместе взятые, имели меньше танков и меньше артиллерии поддержки, чем одна американская танковая дивизия.

Монтгомери прикрыл переправы через Маас от Намюра до Льежа, поставив на протяжении 35 миль на северо-запад одну бронетанковую и три пехотные дивизии. Эти части находились на позициях в ночь на четверг 21 декабря.

Таким образом, после шести дней боев тонкая линия английских танков и орудий удерживала на Маасе переправы, против которых были направлены три бронетанковые дивизии 5-й танковой армии, в то время как переправы, которые были объектом четырех бронетанковых дивизий 6-й танковой армии СС, были практически беззащитны, а ближайшим серьезным противником был 30-й корпус, расположившийся на полпути между Маасом и Антверпеном.

Но по графику немцев две свежие танковые дивизии СС уже должны были перейти Маас южнее Льежа не позднее чем в ночь на 20 декабря, имея слева от себя танки 5-й танковой армии, уже перешедшие реку Самбру. Если бы американцы не удержали Сен-Вит и гребень Элзенборн, или если бы боевая группа Пейпера могла перейти через Амблев, или 5-я танковая армия не была бы задержана на Уре и у Клерфа и вокруг Бастони, проблема охраны переправ через Маас была бы чисто академической.

Выступление Монтгомери перед прессой продолжалось: «Генерал Эйзенхауэр назначил меня командовать всем северным фронтом. Я использовал всю имеющуюся в моем распоряжении мощь британской группы армий… и в конечном счете она была введена в бой, и английские дивизии сейчас ожесточенно сражаются на левом фланге 1-й армии США».

Ключевой фразой здесь было: «…всю имеющуюся в моем распоряжении мощь», которую присутствовавшие журналисты, естественно, поняли как «крупную силу». В то самое время, когда фельдмаршал беседовал с прессой, бой вели одна английская пехотная дивизия, два батальона воздушно-десантных войск и два танковых полка, [115]охраняя фланг главной атаки 1-й армии, а 2-я английская пехотная дивизия и 3-й танковый полк находились в резерве в том же районе. Все эти войска хорошо сражались, несли потери и достигли поставленных целей; они были отведены только через 10 дней в связи с сокращением немецкой линии фронта. Но основную тяжесть контрнаступления союзников, которое отбросило назад немцев, несли две мощные американские силы — четыре дивизии 1-й американской армии и пять — из 3-й американской армии, и позже к их атакам присоединились еще 11 дивизий в других местах вокруг выступа.

Различие в данных о потерях — объективный показатель относительной численности действовавших войск: когда Монтгомери беседовал с прессой, число погибших в Арденнах американцев составляло более 8 тысяч, а англичан — менее 200 человек. Через несколько дней после этого в палате общин Черчилль попытался ослабить вред, нанесенный англо-американским отношениям: «Повествуя о нашей доблестной истории, следует остерегаться приписывать британской армии незаслуженную долю участия в том, что, бесспорно, является величайшей американской битвой в этой войне и, я надеюсь, будет рассматриваться как навечно прославленная американская победа». Его недовольство еще сильнее проявилось в последней ворчливой фразе: «Не позволяйте никому поддаваться болтовне интриганов, когда выход из этих важных последствий успешно решается с помощью меча».

Большинство присутствовавших репортеров восприняло замечания Монтгомери как то, что американцы были на грани поражения и что спасло их только высокое полководческое искусство и широкомасштабное вмешательство английских войск. Английские газеты стали опять требовать, чтобы Монтгомери был назначен командующим всеми сухопутными войсками; немцы перехватили сообщение корреспондента Би-би-си, искусно подделали его и передали под видом передачи Би-би-си. На эту удочку попались штабы Брэдли и Паттона.

Неудивительно, что они были в ярости от того, что сразу же за сообщениями прессы о том, что две американские армии в течение 17 критических дней находились под командованием Монтгомери, появилось его заявление, подтверждавшее, что он командовал этими армиями — и это не было опровергнуто ставкой Верховного командования союзных сил в Европе.

Брэдли опубликовал собственное заявление, также не подтвержденное ставкой Верховного командования союзных сил в Европе, в котором с раздражением пояснялось, что эта замена была чисто временной и в руках Эйзенхауэра опять оказалось тяжелое бремя главного командования. Только за неделю до того как напряженная ситуация достигла кульминации, Эйзенхауэр решил ответить положительно на просьбы Монтгомери о предоставлении ему большей власти.

Де Гинган [116]поразил Монтгомери тем жестоким фактом, что если все затрещит, то ему, Монтгомери, придется уйти в отставку. И фельдмаршал немедленно дал знать о безоговорочном отказе от всех своих просьб. Эйзенхауэр думал, что проблема командования сухопутными войсками разрешена, но теперь пресса вновь поднимала ее.