Виктор Суворов - ПРАВДА ВИКТОРА СУВОРОВА

«ФИРЮЗА, поселок гор. типа в Ашхабадской обл. Туркм. ССР, подчинен Ашхабадскому горсовету. Расположен в ущелье р. Фирюзинка на сев. — вост. склонах Копетдага, на высоте 600 м, в 37 км от Ашхабада. Климатич. курорт. Лето жаркое (ср. темп-pa июля 26 °C), зима мягкая (ср. температура янв. 0,6 °C); осадков около 300 мм в год. Детский санаторий, 2 дома отдыха».

Похоже, что все правильно. Но возникает другой вопрос: а чего это на границе с Ираном разместили НОВУЮ (!) смешанную авиадивизию? Хотя, с другой стороны, где же еще формировать ЗАПАСНЫЕ войсковые соединения? Видимо, лучше всего — в глубоком тылу. Но «глубокий тыл» — понятие растяжимое. Смотря в какой стороне возникнет этот самый фронт. Это мы сейчас знаем, что тогда фронт возник далеко на западе относительно Фирюзы. Поэтому было бы полезно уточнить, а не создавались ли еще НОВЫЕ воинские соединения в этом же военном округе? Оказывается, что создавались. Вот, например, как начинается книга генерала армии Жадова А.С. «Четыре года войны» (Москва, Воениздат, 1978, с. 3):

«В конце мая 1941 года [тогда Жадов был генерал-майором] в Среднеазиатском военном округе, где я в то время командовал 21-й Туркестанской горно-кавалерийской дивизией, проводилось крупное оперативное командно-штабное учение. В нем участвовали штаб округа, штабы четырех кавалерийских, двух стрелковых дивизий, а также штаб недавно сформированной моторизованной дивизии. Учение проходило в обстановке, когда, как говорится, на наших западных границах уже пахло грозой. Среди руководящего состава округа и соединений все чаще и чаще заводились разговоры о неизбежности войны. Своих опасений не скрывали и представители Генерального штаба, присутствовавшие на учении…»

А после учений на товарищеском ужине генерал С. Г. Трофименко огласил ему приказ срочно вступить в должность командира 4-го воздушно-десантного корпуса, который заканчивал формирование в районе Пуховичей (Белоруссия), но до начала войны до своего корпуса он не доехал — 22 июня встретил в пути на какой-то станции между Оренбургом и Куйбышевом (Самарой).

Снова возникают вопросы. А можно ли узнать, кто был представителем из Генштаба? Пожалуй, можно — из воспоминаний генерала армии Штеменко СМ. «Генеральный штаб во время войны»:

«Осень 1940-го и зиму 1941 года пришлось потратить на тщательное изучение и военно-географическое описание Ближневосточного театра [военных действий]. С марта приступили к разработке командно-штабных учений в Закавказском и Средне-Азиатском военных округах, намеченных на май. В апреле генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин проводил командно-штабное учение в Ленинградском военном округе, и я ездил к нему с докладом. Доклад прошел гладко: Николай Федорович утвердил наши разработки почти без замечаний и отпустил меня, сказав, что учение в ЗакВО будет проводить либо начальник Генштаба, либо он — Ватутин.

В конце мая основной состав нашего отдела отправился в Тбилиси…. Перед самым отъездом выяснилось, что ни начальник Генштаба [генерал армии Жуков], ни его заместитель [генерал Ватутин] выехать не могут и учениями будут руководить командующие войсками: в ЗакВО — Д.Т. Козлов, в САВО — С.Г. Трофименко. Однако уже на другой день после нашего приезда в Тбилиси генерал-лейтенанта Козлова срочно вызвали в Москву. Чувствовалось, что в Москве происходит нечто не совсем обычное.

Руководить ученьями стал генерал-майор М.Н. Шарохин, а в роли начальника штаба руководства пришлось выступить мне. Фронтом командовал заместитель командующего войсками округа генерал-лейтенант П.И. Батов. Обязанности начальника штаба фронта выполнял генерал-майор Ф.И, Толбухин. После разбора учений в ЗакВО пароходом направились из Баку в Красноводск, а оттуда поездом в Мары, где нас уже поджидали генерал-лейтенант С.Г. Трофименко и его начальник штаба генерал-майор М.И. Казаков. Во время игры мне удалось, с целью изучения театра, проехать по границе от Серахса до Ашхабада и далее через Кизыл-Атрек до Гасан-Кули. Возвращались в Москву с легким сердцем. Учения прошли хорошо.

21 июня утром наш поезд прибыл к перрону Казанского вокзала столицы. День ушел на оформление и сдачу документов. М.Н. Шарохин добился разрешения для участников поездки отдыхать два дня: воскресенье — 22-го и понедельник — 23 июня. Но отдыхать не пришлось. В ночь на 22 июня, ровно в 2 часа, ко мне на квартиру прибыл связной и передал сигнал тревоги. А еще через полчаса я уже был в Генштабе. Война началась».

Опять возникают вопросы. Во-первых, интересно, что же такое «не совсем обычное» могло происходить в Генштабе в мае-июне 1941 года? Немецкого нападения не ждали, но что-то готовили? Жаль, что генерал Штеменко ограничился только упоминанием одного своего чувства. Во-вторых, Мары, между прочим, — это примерно 350 км почти ровно к востоку от Фирюзы и 112 км от границы с Ираном. И маршрут от Серахса до Гасан-Кули — это практически вся граница СССР с Ираном восточнее Каспийского моря (с востока на запад). Получается, что до 22 июня 1941 г. в советском Генштабе были какие-то планы относительно «Ближневосточного театра»? «Проторить дорожку» к Персидскому заливу? В «развитие» предложений Германии от 25 ноября 1940 г.? Действительно, эта задача могла решаться только через Иран. И тогда понятен и смысл проведения штабных учений, и сталинская «глухота» к английским предложениям, и создание новых дивизий в этих местах. Вот только не совсем понятно, как собирались воевать. Сразу наступать или сначала отразить нападение врага? Какого? Турок или иранцев? Между прочим, судя по дневнику Франца Гальдера, немцы Турцию в 1940–1941 гг. рассматривали одновременно и как союзника, и как врага (в зависимости от политических решений ведущего «большую игру»). Ну а коль у советского Генштаба к 22.06.41 были некие планы относительно «Ближневосточного театра», которые после 22.06.41 резко поменялись, то можно предположить, что и остальные планы, в частности, в отношении «Западного театра» тоже были какими-то такими, которые совсем не учитывали немецкое нападение утром 22.06.41. Об этом можно судить и по тому факту, что генерал Жадов на военных дорогах лесной Смоленщины уже 27 июля 1941 года не без удивления встретился с конниками родной ему 21-й Туркестанской горно-кавалерийской дивизии («с шашками против танков Гудериана?! Сабли тупить?»).

Как бы там ни было, становится понятно, что к лету 1941-го у советского Генштаба были какие-то военные планы и проводилась активная работа по их реализации. Но учитывалось ли в них внезапное нападение немцев? Судя по случившемуся разгрому, получается, что нет. Это выглядит странно, особенно на фоне наглядных примеров, показанных вермахтом в 1940 году. Но видели ли их специалисты советского Генштаба? Делали ли из этого какие-то выводы? Есть вполне подробная книга, которая показывает, что видели и что какие-то выводы делали. Ее написал комбриг Г.С. Иссерсон.