Егор Иванов - Честь и долг

Все новые и новые реки людей вливались в море у Нарвских ворот. Слух о митинге достиг Волынкиной деревни, и оттуда пришло несколько сот женщин с пустыми корзинками. Они простояли всю ночь за хлебом, намерзлись, посинели от холода, но хлеба так и не получили…

Во всех концах человеческого моря, куда еле доносились речи выступавших с главной трибуны — каменного цоколя Нарвских ворот, закипали водовороты вокруг не ведомых никому ораторов, поднятых над толпой на плечи слушателей. Но когда на цоколь поднялась изможденная, с желтым бескровным лицом высокая и худая работница химического завода, гул голосов разом стих. Ее ватная военного образца душегрейка была прожжена во многих местах кислотой. Женщина сотрясалась от кашля. Она долго не могла начать говорить, но толпа терпеливо ждала.

Наконец стоявшие рядом с аркой люди услышали, как работница сказала:

— Проклятая кислота действует. Все в горле першит… — Потом она выпрямилась и громко, ясно бросила свои слова обличения: — До каких пор молчать будем?! Эта война хуже кислоты жжет внутри! Детям есть нечего! До хлеба не достояться! Вчера мне удача выпала — на бойне выпросила костей и требухи. Суп-то с них наваристый вышел, только в горло его еле пропихнешь. А мясо кто ест? Господа в бобрах и енотах? Почему хлеба нет?

Ее угловатая фигура вся напряглась, и женщина во всю силу своего громкого от природы голоса сорвалась на крик:

— Мужчины! Почему молчите?! Все равно пропадать!..

Приступ кашля от непривычного напряжения снова охватил ее, и она спустилась в толпу, бросив туда предварительно листок — письмо с фронта от мужа. Листок пошел по рукам, но разобрать, что там написано, было почти невозможно — так густо строки были замазаны черной цензурной краской.

В толпе раздались голоса: "На Невский!", "Хлеба требовать", "Долой войну! Нам мира надо!"

Появились красные флаги, зазвучали революционные песни. Женщины отбирали флаги у мужчин: "Наш праздник! Нам нести!"

Слух о том, что путиловцы пошли на Невский, мгновенно разлетелся по всему Петрограду. На Выборгской стороне, в десятке верст от Нарвской, еще утром толпы бастующих рабочих пытались прорваться на Невский, но отошли, стиснутые полицейскими кордонами. На Сампсониевском и Безбородкинском проспектах рабочие остановили трамвайное движение. Центром событий стала здесь площадь Финляндского вокзала. Ораторы выступали с крыш трамвайных вагонов, с афишных тумб. Не только большевики, но даже оборонцы-гвоздевцы и эсеры выступали против войны и самодержавия.

На Полюстровской набережной сбили с ног и разоружили полицейского надзирателя, угрожавшего толпе револьвером; отбирали оружие у одиночных полицейских и в других концах Петрограда.

Мосты через Неву прочно захватила полиция. Поток демонстрантов разбился на струйки черных ручейков, которые потекли по льду реки. К четырем часам дня, уже в сумерках, выборжцы запрудили Литейный и Суворовский проспекты, митинговали, пели революционные песни, кричали лозунги против войны и голода. В шесть они соединились с путиловцами и сообща остановили завод «Арсенал» на Литейном. Арсенальцы присоединились к демонстрации.

Петроградский градоначальник Балк, узнав о колоннах и толпах рабочих, идущих на Невский и Литейный, бросил крупные силы полиции и казаков в центр города. Но Протопопов и Балк видели в народных волнениях лишь тень голодного бунта. Армейские силы не были задействованы.

Конной полиции и казакам потребовалось более часа, чтобы очистить Невский и Литейный от митингов и «сборищ». Сам министр внутренних дел Протопопов пожелал в конце дня убедиться, что демонстрантов разогнали и центр города умиротворен. Подали автомобиль, прокатились по центру столицы. Из окон авто господин министр лично убедился, что порядок восстановлен. В Могилев пошла шифрованная телеграмма, что забастовало девяносто тысяч рабочих, на улицах появились красные знамена. Причина демонстрации недостаток хлеба. Но на самом деле муки в городе достаточно, хотя булочники неведомо почему сократили выпечку хлеба. И на крупных заводах имеются свои харчевные лавочки, а бегут на улицу требовать продовольствия.

В Могилеве, куда он уже приехал, царь никак не отреагировал на тревожные вести.

Новая деревня, Головин переулок. Округа в высшей степени грязная, о столице ничто не напоминает: маленькие приземистые избушки, заснеженные огороды, зимние скелеты деревьев. Через сугробы протоптаны тропинки-ущелья. Городового в его черной форме видно за версту. В маленьком домике — тесная и душная квартира рабочего Александрова. Хозяин — крепкий большевик, член Петербургского комитета нового состава. Несмотря на угрозу его большой семье, уже много лет держал свой дом как конспиративный центр Русского Бюро и ПК.

Сегодня сюда целый день стекались к дежурному члену ПК Ивану Чугурину сведения о всех митингах и демонстрациях. Здесь, когда поздний вечер погасил огни в окнах других домов, появились члены Русского Бюро и ПК, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Кроме Александрова и Чугурина, за простым дощатым столом у русской печи собрались Шляпников, Залуцкий, Скороходов, Шутко, Павлов, Алексеев — от «Феникса», Антюхин — от "Нового Лесснера", Свешников — от "Старого Лесснера", Нарчук — от «Эриксона» и Ефимов — от "Старого Парвиайнена". Чтобы не разорять хозяина, грелись чаем без сахара. Говорили громко, не таясь, как прежде, от возбуждения жестикулировали в тесноте каморки.

Приняли к сведению сообщение дежурного, который, хотя и не смог сделать точного подсчета демонстрантов и бастующих, примерно вычислил, что стачечников — более ста тысяч по всему Петрограду, демонстрантов на Невском — не менее сорока тысяч.

Пришли к выводу, что размах событий шире, чем ожидалось, чем 14 февраля. Но Шляпникова насторожило, что в демонстрации было много гвоздевцев, эсеров, просто любопытствующих обывателей. Решили опираться только на своих рабочих — а это большинство. Скороходову дали поручение держать связь Русского Бюро и ПК с Петроградским райкомом, Павлову — с Василеостровским райкомом.

На другом конце города почти одновременно заседал Нарвский районный комитет. Главный вопрос здесь был: как снять с работы три тысячи солдат, стоявших весь вчерашний день у станков? Горячие головы выдвигали фантастические проекты, вплоть до взрыва электростанции. Постановили: электростанцию не взрывать, направить в солдатскую массу солдат — членов большевистской партии. Попытаться «снять» солдат вместе с их оружием на всякий пожарный случай — вдруг вспыхнет настоящая стрельба.

Слово «революция» еще не произнесено, но стихия уже обретала четкие организационные рамки.