Егор Иванов - Честь и долг

Самодержцу думалось вяло: "Слава богу, что я теперь здесь, в Могилеве… Все решения принимает Алексеев. Добрый косоглазый друг…"

Уже в шесть часов утра полицейские заняли мосты через Неву, Фонтанку, Обводной канал. Часом позже стали подходить части гвардии, назначенные начальником войсковой охраны города полковником Павленковым и градоначальником Балком в смешанные полицейско-военные заставы. Самые большие группы перекрыли с двух сторон Александровский, Троицкий, Николаевский и Охтинский мосты. Солдатам раздали боевые патроны. На набережные в рабочих районах были высланы смешанные военно-полицейские патрули. Но городовые в Нарвском, Выборгском и Петроградском районах уже не рисковали ходить в своей темно-синей форме и переоделись в солдатские шинели.

Рабочие собрались, как и вчера, по заводскому гудку, словно бы на работу, на свои предприятия, но к станкам не пошли. Начались митинги и собрания.

На Путиловском, где продолжался локаут, рабочие стояли с утра у запертых ворот. Они толпились вокруг большевистских агитаторов, ораторов меньшевиков, эсеров и межрайонцев.

Потом, словно по единому сигналу, принялись стучать в ворота. Никто не отзывался. Постучав немного, передние ряды навалились на ворота и сломали их. Через несколько минут все другие входы были открыты. Черная густая масса вылилась на белоснежную целину нетоптаного двора. В непривычной тишине смолкли бойкие голоса агитаторов и галдеж толпы. Пушечник Иван Голованов, взобравшись на фонарную тумбу, махнул картузом:

— Снимай охрану!

Кто-то охнул:

— Братцы! Да ведь это революция!

Группы рабочих бежали по дорожкам, присыпанным снегом, скользили на наледях, спешили. Охрану разоружали и заглядывали во все закоулки — не притаился ли где полицейский?

Здания заводоуправления были пусты, лишь в одном обретался старик сторож. В трехэтажном закопченном кирпичном доме, где помещалась контора по делам рабочих и служащих, немедленно обосновался только что избранный рабочий комитет Путиловского завода. Генслер, Алексеев, Голованов и другие большевики сразу поставили задачу рабочим дружинам: разоружать полицейских, установить революционный порядок на улицах Нарвского района. Выполняя директиву Петербургского комитета вести агитацию среди солдат гарнизона, выделили для этого партийцев, и те, получив только что отпечатанное заводским литографом Иваном Огородниковым воззвание, отправились к знакомым солдатам. Воззвание было коротким:

"Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и революционной армии принесет освобождение порабощенному и гибнущему народу и конец братоубийственной и бессмысленной войне. Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной армии с народом!"

Иван Огородников с теплыми еще листками отправился в Ораниенбаум, где среди солдат — бывших путиловских рабочих — у него было много товарищей. В Стрельну к пулеметчикам поспешил Федор Кузнецов. Михаил Войцеховский и Иван Генслер пришли к солдатам-павловцам, работавшим на заводе, и поручили им идти в полк, вести агитацию против царя, за рабочих.

Вспомнили и о роте измайловцев, размещенной за Нарвской заставой. К ним отправился Григорий Самодед. Он призвал солдат присоединиться к путиловцам. Посовещавшись, солдаты обещали нейтралитет. В этот же день они покинули свое временное расположение. А коновод трехтысячной группы солдат — работников Путиловского завода, высокий и худой парень, который два дня назад все интересовался, будет ли стрельба, теперь говорил своим солдатам, что надо идти доставать оружие…

Утром 25-го на Сердобольской улице у Павловых снова собралось экстренное заседание Русского Бюро и ПК. Пришли Шляпников и Залуцкий, Молотов и Свешников, еще кое-кто. Сходились, по привычке таясь и проверяясь, нет ли слежки. Но уже чувствовалось в воздухе веяние свободы. Революция начиналась!

…В огромном городе, раскинувшемся на два десятка верст вокруг Невы и ее притоков, бастовало триста тысяч рабочих, три четверти его наемных рабов. Север столицы — Выборгский район с первых дней сделался одним из главных полей сражения с царизмом, Сампсониевский проспект — его осью, а большевизированная площадь у Финляндского вокзала — эпицентром революционных толчков, сотрясавших Петроград. На Выборгской стороне, так же и на Нарвской заставе, в это утро заводы превратились в гигантские клубы, где к семи утра рабочие собирались, чтобы «спеться», по выражению агента охранки, и снова двинуться на улицу.

Была еще одна причина того, что Выборгский район стал одним из ведущих в революции. Здесь на явочных квартирах собиралось тогда и Русское Бюро ЦК РСДРП, и Петербургский комитет, отсюда быстрее и надежнее передавались большевистские директивы массам.

Уже в десять часов утра десятки тысяч рабочих вышли на Сампсониевский проспект и другие главные улицы Выборгской стороны. Рабочие вооружались железными палками, ножами, охотничьими ружьями и револьверами, купленными в оружейных магазинах или отобранными у полиции. К полудню осадили и разгромили оба полицейских участка. Полицейские отошли к Александровскому мосту под прикрытие основных сил.

На проспектах, особенно вблизи мостов, на стенах домов, на круглых афишных тумбах вызывающе белели листы с приказом командующего Петроградским военным округом Хабалова:

"Последние дни в Петрограде произошли беспорядки, сопровождающиеся насилиями и посягательствами на жизнь воинских и полицейских чинов. Воспрещаю всякое скопление на улицах. Предваряю население Петрограда, что мною подтверждено войсками употреблять в дело оружие, не останавливаясь ни перед чем для водворения порядка в столице".

Приказ звучал грозно, но команды открывать огонь не было — власти опасались повторения 9 января, которое могло бы произвести ужасное впечатление на союзников и на мировое общественное мнение. Сказалась также и черта характера «волевого» и бравого генерала Хабалова — нерешительность и боязнь действовать без приказа. Мимо «грозных» листков с запретом «скопляться» и подписью генерала шли многие тысячи людей.

И вот уже Литейный проспект заполнен народом до отказа. Мрачно смотрят на демонстрантов глазницы окон окружного суда, за спиной которого прячется тюрьма-предварилка. Глухое приземистое кирпичное здание Арсенала с редкими бойницами укрыло оружие и работников.

Тысячи людей, обойдя по льду Невы кордон на мосту, устремляются к Невскому. Звучат революционные песни "Замучен тяжелой неволей", «Марсельеза», «Варшавянка». Над демонстрацией реют красные флаги, лозунги "Хлеба!", "Долой правительство!" и "Долой войну!". Люди счастливы, веселый и грозный дух борьбы обуревает каждого…