Лев Троцкий - Письма из ссылки

Вот самые беглые и предварительные впечатления при чтении отчетов "Правды". Крепко жму руку

Ваш Л. Троцкий Алма-Ата, 9 сентября 1928 г.

* Печатается по черновику. Фразы в скобках в тексте письма вычеркнуты Троцким.-- Прим. ред.-сост.

Дорогой Николай Иванович!

Вы меня спрашиваете о Максе Истмене, которого в качестве пугала время от времени выдвигает наша печать, изображая его чуть ли не наемником буржуазии, продающим ей государственные секреты СССР. Это бесстыдная ложь. Макс Истмен революционный американец, типа Джона Рида, один из верных друзей Октябрьской революции. Поэт, писатель, журналист, он прибыл в советскую республику в первые трудные годы ее существования, выучился здесь русскому языку, вошел близко в нашу внутреннюю жизнь чтобы увереннее и лучше защищать советскую республику перед народными массами Америки.

Макс Истмен стал в 1923 г. на сторону оппозиции и открыто защищал ее от политических обвинений и особенно инсинуаций и клевет. Я не буду говорить здесь о тех теоретических (разногласиях, которые отделяют Истмена от марксистов. (Политически он считает себя коммунистом и по революционной преданности коммунизму стоит нескольких) Но Истмен совершенно безупречный революционер, доказавший всем своим поведением свою идейность и свое политическое бескорыстие. Он стоит в этом отношении несколькими головами выше многих из тех чиновников, которые его травят. Истмен считал, что оппозиция ведет недостаточно энергичную борьбу и поднял за границей кампанию за собственный страх и риск.

Не имея доступа в официальную коммунистическую печать и желая во что бы то ни стало распубликовать во всеобщее сведение Завещание Ленина, Истмен передал его американской буржуазной газете. Каждому из нас не раз приходилось пользоваться и раньше, и в эпоху советской власти иностранными буржуазными газетами для того, чтобы пустить ту или другую информацию в широкие круги, недоступные нам другими путями. Ленин не раз давал такую информацию в форме интервью иностранным журналистам. К этому надо прибавить, что американские рабочие, за совершенно незначительными исключениями, читают только буржуазную печать (Завещание Ленина он продал одной буржуазной газете, а полученный от нее гонорар он передал Суварину на опубликование документов оппозиции ).

Завещание Ленина не является государственной или партийной тайной. Опубликование его не есть преступление. Наоборот, преступлением является сокрытие его от партии и рабочего класса. Сейчас сотнями печатаются мелкие и случайные заметки Ленина, писавшиеся им заведомо только для себя самого (например, на полях книг), если эти заметки можно хоть косвенно использовать против оппозиции. Но скрываются многие сотни статей и речей, писем, телеграмм и заметок Ленина, поскольку они прямо или косвенно направлены против нынешних руководителей или за нынешнюю оппозицию. Более грубого и нелояльного обращения с идейным наследством Ленина нельзя себе и представить. Если бы Завещание было своевременно опубликовано в партийной печати, его свободно могла бы перепечатать каждая буржуазная газета (Если Истмен решился взять за Завещание гонорар, то не для себя, не в своих интересах, а исключительно для пропаганды тех взглядов, которые он считает взглядами Октябрьской революции ). А так как сталинская цензура наложила на Завещание Ленина, как и на сотни других его произведений, запрет, то Истмен обратился к буржуазной печати. В таком использовании Истменом буржуазной газеты с информативными целями не было ровно ничего предосудительного. Даже на страницах буржуазной газеты Завещание Ленина остается Завещанием Ленина.

-- Но,-- говорят клеветники,-- Истмен "продал" это Завещание.

Да, буржуазная газета уплатила за доставленный ей документ гонорар. Но разве Истмен присвоил этот гонорар себе, использовал его в личных целях? Нет, он отдал его целиком на дело французской оппозиции, на опубликование того же ленинского Завещания и других документов, позорно скрываемых от партии и пролетариата. Налагает ли этот поступок какую либо тень на репутацию Истмена? Ни малейшей Наоборот, все поведение Истмена свидетельствует, что им руководили исключительно идейные мотивы.

В то время, когда оппозиция еще рассчитывала выправить партийную линию чисто внутренними путями, не вынося разногласий наружу, мы все, и я в том числе, были против шагов, предпринятых Максом Истменом в защиту оппозиции. Осенью 1925 года большинство Политбюро навязало мне заявление, им самим средактированное, с резким осуждением Макса Истмена. Поскольку вся руководящая группа оппозиции считала нецелесообразным в то время поднимать открытую политическую борьбу и шла на ряд уступок, она, естественно, не могла поднимать и разворачивать борьбу из-за частного вопроса об Истмене, выступившем, как сказано, за собственный страх и риск. Вот почему по решению руководящей группы оппозиции я подписал заявление о Максе Истмене, навязанное мне большинством Политбюро под угрозой ультиматума: либо подписать заявление, как оно есть, либо вступать по этому поводу в открытую борьбу.

Входить здесь в обсуждение вопроса о том, правильна ли была общая политика оппозиции в 1925 году, нет основания. Я и сейчас считаю, что других путей в тот период не было. Во всяком случае мое тогдашнее заявление об Истмене может быть понятно только как составная часть тогдашней нашей линии на соглашение и на умиротворение. Так оно и было понято всеми сколько-нибудь осведомленными и мыслящими членами партии Никакой тени -- ни личной, ни политической -- это заявление на Истмена не бросает.

Поскольку до меня доходили за последний год слухи об Истмене, он и сейчас остается тем же, чем был другом Октябрьской революции и сторонником взглядов оппозиции.

С большевистским приветом,

Л Троцкий Алма-Ата, 11 сентября 1928 г

Уважаемый товарищ

Ваше письмо из Запорожья (от 6 августа), где Вы временно пребываете, я получил Не имею основания сомневаться в том, что оно продиктовано добрыми намерениями. Еще меньше основания сомневаться, это этими самыми намерениями вымощены мостовые, прямехонько ведущие к термидору. Над улучшением термидорианских путей ведется сейчас куда более энергичная работа, чем над нашими российскими проселками.

Вы меня хотите убедить во вреде оппозиции вообще, "сверхиндустриализации" в частности, и пользуетесь для этого наглядным уроком Днепростроя на месте которого Вы теперь находитесь. Вы пишете "Ярким доказательством этому (т.е. вредоносности чрезмерной индустриализации) может служить осуществляемое сейчас ваше решение форсировать Днепрострой, пока еще надолго ненужный и при этом строящийся по абсолютно неграмотному проекту ".