Лев Троцкий - Письма из ссылки

Это изумительные строки. Лучше этого не выдумать. А ведь Вы и не выдумывали. У Вас это просто сказалось от партийно-обывательского нутра.

Позвольте же Вам напомнить: революционная коллективность-- это одно, а обывательская стадность -- другое. Коллективность каждый раз заново завоевывается, а стадность берется готовой у вчерашнего дня. Вы, конечно, слышали разговорчики об "индивидуализме", "аристократизме" и прочем? Так в этих разговорчиках и находит свое злобно-сплет-ническое выражение обывательская стадность -- с одной стороны, чиновничье кумовство -- с другой.

Партии прежде всего нужна правильная линия. Такую линию надо уметь и сметь отстаивать и против большинства партии, даже против действительного большинства, и тем облегчить этому большинству исправление ошибки. Но и ошибаться с большинством, на худой конец, не так уж поносно, если это большинство самостоятельно ошибается, проверяет себя на опыте и учится. Но ведь этого-то нет и в помине. Давно уже аппарат ошибается за большинство и не позволяет большинству себя поправить. В этом квинтэссенция нынешнего "руководства", в этом душа сталинизма. Если бы партия была исполнена этого духу, разве могла бы она совершить Октябрьскую революцию? Разве могла бы помыслить о ней? Но "дух" этот есть продукт последнего пятилетия. До октябрьского переворота стихия примиренчества, приспособленчества, соглашательства, дрябленького и дрянненького мещанства прилипала к другим силам: к либеральному культурничеству, к легальному просветительству, к патриотизму эпохи войны, к февральскому революционному оборончеству. А ныне все это выпирает под знаменем аппаратного "большевизма", оплачивается и натаскивается на травлю оппозиции, т е. большевизма пролетарского.

Подсчитайте, сколько нынешних маститых защитников Октября от "антисоветской оппозиции" находилось в октябрьский период по ту сторону баррикады, а затем в годы гражданской войны -- в безвестной отлучке. Оппортунизм всегда стремится прислониться к уже установленной силе. Советская власть есть сила. Каждого оппортуниста, мещанина, обывателя тянет прислониться к ней не столько потому, что она советская, сколько потому, что она власть. Лжереволюционеры разных мастей, бывшие революционеры, съеденные внутренним обывателем, бывшие рабочие, раздувшиеся в чванных сановников, бывшие и сущие Мартыновы и Куусинены имеют возможность, держась за существующее, как оно есть, выступать и даже чувствовать себя прямыми наследниками Октября.

Среди всех "бывших" особо видное место занимают сейчас бывшие большевики. Хорошо бы произвести им однодневную перепись. Это те самые, что в качестве революционных демократов примкнули вокруг 1905 года к большевизму, с контрреволюцией отошли от партии, пытались, и не без успеха, устроиться в режиме 8-го июня, становились большими инженерами, врачами, воротилами, кумились и роднились с буржуазией, вместе с нею патриотами вступали в империалистскую войну, на волнах военных поражений вошли в Февральскую революцию, пытались найти себе место пошире в режиме "демократии", оскаливали челюсти на большевиков, мешающих установиться "порядку", были злобными врагами Октября, надеялись на учредилку, а когда, наперекор всему, стал складываться большевистский порядок, они сразу вспомнили о 1905 годе, восстановили свой "стаж", взяли на себя защиту нового порядка и старых традиций и поносят сейчас оппозицию теми самыми словами, какими в 1917 году поносили большевиков. Много их таких. Загляните хотя бы в общество старых большевиков: оно на добрую половину, если не больше, состоит из таких непреклонных "партийцев No с легким буржуазным перерывом эдак в 8--10 или 12 лет.

Чего все эти осевшие, отяжелевшие и малость отупевшие бюрократы не выносят, так это идеи "перманентной революции". Речь идет для них, конечно, не о 1905 годе, не об искусственном оживлении давно сданных в архив фракционных споров. Что им Гекуба? Речь идет о нашей эпохе, о сегодняшнем дне, о том, чтобы выключиться из цепи мировых потрясений, застраховать себя "мудрой политикой" извне и строить то, что строится, и называть это социализмом в отдельной стране. Обыватель хочет порядка, спокойствия, темпа поумереннее и в экономике, и в политике. Потише, полегче, не зарывайтесь, поспеем. Не перескакивайте через этапы. Страна мужицкая. И в Китае 400 миллионов "темного" крестьянства. На индустриализацию нужно столетие. Стоит ли тут ломать себе голову над платформами? Живи и жить давай другим. Вот подоплека ненависти к "перманентной революции". Когда Сталин сказал, что у нас девять десятых социализма уже построено, он дал этим высшее удовлетворение ограниченной самодовольной бюрократии: девять десятых построили, одну десятую уж наверняка достроим.

Чего больше всего боялся Ленин в последние годы своей жизни, так это круговой поруки таких аппаратчиков и чиновников, вооруженных всеми ресурсами правящей партии и государственного аппарата.

И Вы призываете нас сдаваться стихии обывательщины, этой гигантской исторической отрыжке, в результате плохо еще переваренной Октябрьской революции? Нет. Совсем Вы не по тому адресу обратились. "Передумайте". Передумали. Письмо Ваше только лишний раз вскрывает несравненные исторические преимущества нескольких тысяч гонимых большевиков-ленинцев над рыхлой, бесформенной, безыдейной массой чиновников, службистов и просто приживальщиков. Если бы мы пришли к Вашему выводу, что "переделать нельзя", мы не смутились бы, а стали бы строить заново, т. е. выбирать из старых стен здоровые кирпичи, обжигать новые кирпичи и создавать из них на новом месте новое здание. Но, к счастью для революции, так далеко ваши успехи еще не зашли. С пролетарским ядром партии, с рабочим классом мы смычку найдем, сколько бы нас ни травили и как бы нас ни огораживали. Ни большевистской традиции. ни пролетарских кадров большевизма мы вам не отдадим.

Кстати. За день, за два до отъезда моего из Москвы посетил меня один из сановных обывателей, чтобы выразить мне, так сказать, свое сочувствие и соболезнование, а вернее, чтобы дать какой-нибудь выход своей обывательско-сиротливой неловкости и беспомощности перед лицом грозных процессов, совершающихся в партии и стране. Этот сановный партиец сказал мне в прощальной беседе, что всю политику ЦК считает правильной, но вот партийный режим не без грехов. Это, мол, верно. А высылка и вовсе возмутительна. Так примерно и сказал: очень храбрый сановник. И то сказать: свидетелей не было. А на вопрос, как же хорошая политика привела к плохому режиму, мой гость ответил, что тут-де отдельные промахи и что "мы" это дело поправим. "Все, решительно все, с кем мне приходилось говорить,-- откровенничал сановник,-хоть и осуждают оппозицию, но возмущены высылками. Мы добьемся их отмены". Я посмеялся над своим гостем и, кажись, сказал ему несколько жестких слов, в том же духе, в каком Вы вынудили меня разговаривать с Вами. "Ничего вы не добьетесь, а завтра будете подпевать ссылкам, ибо ничего у вас за душой не осталось". Так оно, разумеется, и вышло.