Фрэнсис Гарт - Гэбриель Конрой

Но на тешащем душу аскетическом фоне особенно сильное впечатление производила характерно-испанская роскошь обстановки. В занавешенном алькове стояла громадная кровать красного дерева с желтым шелковым покрывалом, сплошь расшитым розовыми и пурпурными цветами. Простыня и наволочки были оторочены дорогим кружевом. Возле кровати и перед мягким креслом на темном деревянном полу лежали ковры варварски яркой расцветки, а у глубоко врезанного в стену очага была брошена огромная медвежья шкура. Над очагом висело распятие из слоновой кости с золотом; по стенам изображения святых и мучеников вперемежку с современными гравюрами.

Артура удивило, что на всех картинах светского содержания неизменно был изображен зимний пейзаж. Монастырская гостиница на Сен-Бернаре, горный перевал в Австрийском Тироле, русские степи зимой и снежная равнина в Норвегии совокупно понизили для впечатлительного Артура температуру в комнате на несколько градусов. А небольшая акварель с изображением альпийской фиалки так тронула его, словно цветок напомнил ему о каких-то позабытых тревогах.

Донна Долорес прислала сказать, что не может выйти к столу из-за нездоровья, и обед прошел торжественно и уныло. Хозяева дома были представлены родственником покойного дона Хосе Сальватьерра, который, распространяя застарелый запах табака, пытался комментировать некоторые давно позабытые политические события. Артур, разочарованный отсутствием донны Долорес, сурово глядел на собеседника и беспощадно пресекал даже малейшую попытку перевести разговор на дело, по поводу которого был сюда приглашен. Позже, не дождавшись никаких вестей от донны Долорес и выкурив послеобеденную сигару, он начал сожалеть, что остался, и пришел в ярость, припомнив, почему именно он так поступил. Он стал уже размышлять, как выбраться отсюда, и даже подумал, что было бы недурно нанести неожиданный визит миссис Сепульвида, когда неожиданно вошла Мануэла.

- Не угодно ли будет дону Артуро почтить донну Долорес беседой и советом?

Дон Артуро почувствовал, что краснеет, и был не вполне уверен, что как раз в данный момент сумеет дать своей клиентке достаточно разумный и дельный совет, однако, слегка кивнув индианке, последовал за ней. Они прошли в ту же комнату, где он был ранее. Можно было подумать, что донна Долорес не шевельнулась с тех пор, как он ушел - настолько неизменными были и вся окружающая обстановка, и ее поза на софе. Когда он почтительно приблизился к ней, то ощутил прежний аромат и почувствовал то же непонятное магнетическое действие ее темных глаз, призывавшее его, наперекор его желанию, глядеть на нее в упор.

- Вы, должно быть, презираете меня, дон Артуро. У вас на родине крепкие подвижные женщины, а я мала, слаба и ленива к тому же, да простит меня пресвятая дева! Но я - после тяжкой болезни и чувствую себя еще не вполне здоровой. Да и привыкла я к такой жизни. Я провожу здесь целые дни, дон Артуро, в полном безделье. Это совсем невесело, уверяю вас. Все гляжу да жду чего-то. И так день за днем. А дни похожи один на другой.

Что-то бесконечно нежное и жалобное прозвучало в ее голосе, или то была просто характерная интонация кастильского говора в устах женщины, но Артуру почудилось в этих звуках нечто глубоко личное, и он долго не мог заставить себя взглянуть в глаза своей собеседнице, хотя все время чувствовал на себе ее взгляд. Наконец в отчаянии он обратил взор на черный веер.

- Значит, вы тяжело хворали, донна Долорес?

- Да, я такая страдалица!

- А почему бы вам не переменить обстановку, не поехать куда-нибудь? Деньги у вас есть, вы не обременены семейными обязанностями, вы свободны поступать, как находите нужным, - сказал он, по-прежнему адресуя свою речь вееру.

Но тут веер под действием его взгляда вдруг стал вести себя как живое существо; он дрогнул, затрепетал, поник, а потом томно и кокетливо сложил свои крылышки. Артур лишился последней защиты.

- Быть может, вы и правы, как знать? - сказала донна Долорес. Она помолчала, потом сделала знак Мануэле; индианка встала и вышла из комнаты. - Мне нужно кое-что рассказать вам, дон Артуро. Собственно, я должна была сделать это еще утром, но и сейчас не поздно. То, что я расскажу вам, тайна. Я не сразу решилась расстаться с ней, потому что не уверена, что имею на это право; не потому, конечно, что сколько-нибудь в вас сомневалась.

Артур взглянул на собеседницу. Теперь настала ее очередь отвести взор. Опустив пушистые ресницы, она продолжала свою речь:

- Это случилось пять лет тому назад; мой отец - да почиет он в мире был еще жив. Однажды к нам - мы жили тогда в _пресидио_ Сан-Джеронимо явилась юная девушка-американка, одинокая, беспомощная. Она спаслась из затерянного в горах снежного лагеря, где умирали от голода ее родные и близкие. Так она сказала моему отцу. Как вы считаете, можно было верить ее словам?

Ничего не ответив, Артур утвердительно кивнул.

- Но назвалась она, как выяснилось потом, чужим именем. Отец отправил спасательную партию, чтобы спасти этих людей, и там, среди мертвецов, нашли молодую женщину, имя которой присвоила эта девушка. Так следовало из их доклада. И та, что была мертва, и та, что пришла к нам, носили одно и то же имя - Грейс Конрой.

Даже мускул не дрогнул на лице Артура. Взор его был прикован к опущенным векам его собеседницы.

- Странная это была история, очень странная. Особенно поразительным было то, что девушка сперва назвала себя иначе, она сказала, что ее зовут Грейс Эшли. Потом она объяснила, что Эшли - фамилия молодого человека, который помог ей спастись, что она решила сперва выдать себя за его сестру.

Отец мой был добрый, прекрасный человек; он был святой человек, дон Артуро. Он не стал разбираться, кто она на самом деле: Грейс Эшли или же Грейс Конрой; для него было довольно того, что перед ним слабое, обиженное создание. Невзирая на уговоры своих секретарей и помощников, он принял ее в дом, как родную дочь, чтобы она могла под его крылом спокойно ждать, пока не явится за ней ее брат, этот самый Филип Эшли. Но Филип Эшли так и не пришел. Через шесть месяцев она занемогла, тяжело занемогла, она дала жизнь ребенку, дон Артуро, и потом оба - мать и дитя - скончались, да, скончались у меня на руках.

- Как прискорбно все это! - пробормотал Артур.

- Я вас не понимаю, - сказала донна Долорес.

- Прошу прощения, я должен объяснить свои слова. Я сказал, что это прискорбно, потому что я уверен, что девушка, о которой вы рассказали, эта таинственная незнакомка под чужим именем, была действительно Грейс Конрой.

Донна Долорес подняла недоумевающий взор.

- Почему вы так уверены?

- Опознание трупов было произведено поспешно и недостаточно тщательно.