Безил Харт - Сципион Африканский. Победитель Ганнибала

Есть ли другая такая коллекция жемчужин военного искусства во всей истории? Мог ли даже Ганнибал продемонстрировать такие оригинальные и разнообразные сюрпризы? Более того, если «коллекция» Ганнибала в открытых битвах несколько уступает сципионовской, то в двух других существенных отделах она пуста. Даже преданные ему биографы признают, что мастерство осад было, как у Фридриха, его слабым местом, и ему нечего противопоставить штурму Нового Карфагена, который по преодоленным трудностям, рассчитанной дерзости и мастерству, по быстроте не имеет параллелей в истории древней и современной.

Другой, более Серьезный пробел в биографии Ганнибала — его неумение завершать и использовать свои победы преследованием. Нигде он не показывает стратегического преследования, а отсутствие даже тактического преследования после Требии и Канн почти непостижимо. По контрасту мы видим у Сципиона быстрое и неослабное преследование после Илипы и едва ли менее важное — после битвы на Великих равнинах, которому, как по длительности, так и по решающим результатам, мы не найдем параллелей вплоть до Наполеона, и то вряд ли. В древние времена Сципион имел здесь только одного возможного соперника — Александра, — но у того наблюдались постоянные колебания между стратегическим и тактическим преследованием, которые отчетливо мешали экономии сил. Его поворот в сторону после Исса можно еще объяснить стратегическими аргументами, то для задержки после Граника и Арбел нельзя привести убедительных доводов, кроме разве что расстояния. По крайней мере, остается фактом, что в его кампаниях не имеется преследования столь упорного и развернутого, как преследование вдоль Гвадалквивира. Можно заметить, что Сципион не всегда устраивал такое преследование, как после двух упомянутых битв. Но исследование других битв показывает, что преследование, когда оно не велось, было бы опрометчивым или ненужным — опрометчивым после Бекулы, когда на него двигались с двух сторон две свежие армии, и ненужным после Замы, когда не осталось врагов, представляющих опасность.

От тактики мы переходим к стратегии, и здесь предварительные разграничения и определения могут упросить нам задачу выработки суждения. Слишком часто считают, что стратегия охватывает только военные факторы, при этом политические и экономические факторы, с которыми они переплетены, уходят в тень. Ошибка эта принесла неисчислимый ущерб всем структурам воюющих наций. Когда такие критики говорят о стратегии, они думают почти единственно о логистической стратегии — о комбинации во времени и пространстве различных военных фигур на шахматной доске войны. Между логистической стратегией и шахматами имеется отчетливая аналогия. Но на более высоком плане и в куда более обширных масштабах действует большая стратегия, которая определяется как применение силы во всех ее формах для поддержания политики. В то время, как стратегия в более конкретном смысле занимается передвижениями вооруженных масс, большая стратегия, включающая эти передвижения, охватывает и мотивирующие силы, которые лежат за ними, как материальные, так и психологические… Большой стратег есть, следовательно, также политик и дипломат.

Как стратег-логистик, Наполеон не имеет соперников в истории — за исключением, быть может, монгольского полководца Субудая, если судить по сохранившимся скудным сведениям о его кампаниях. Древние, как и недавние предшественники Наполеона, страдали от общего дефекта: организационная структура армий в те дни не допускала тех многогранных комбинаций, которые ему удавались; дефекта, который сохранялся до тех пор, пока в конце XVIII века не родилась дивизионная система, начиная с де Брольи. До того мы находим отряды — или порой, как в классическом движении Нерона к Метавру против Ганнибала, комбинации из двух армий, — но масштабы и разнообразие таких комбинаций были неизбежно узкими, пока армии не были разбиты на самодостаточные и независимые стратегические подразделения — современные дивизии или армейские корпуса, — как раз вовремя, чтобы гений Наполеона смог приступить к эксплуатации новых возможностей. Но и в узких рамках донаполеоновских времен Сципион разработал ряд стратегических ходов, которые по справедливости не имеют равных в античном мире. Как сокол, пал он на Новый Карфаген — удар был рассчитан так, что ни одна из трех карфагенских армий не смогла бы прийти на выручку вовремя. Едва ли менее смелым и рассчитанным был удар на Гасдрубала Барку — прежде, чем Гасдрубал Гискон или Магон могли с ним соединиться; как тщательно был выбран момент, мы знаем из Полибия. Нет никаких сомнений, что эти стратегические ходы были умышленными — в отличие от многих других, приписанных древним полководцам военными критиками, видящими древние театры военных действий через современные очки. Полибий и Ливий оба говорят нам, что Сципион все рассчитал заранее. Вспомним опять-таки, как Сципион стоял на страже над Гасдрубалом Гисконом, в то время как его отряд под командой Силана устремился вперед и напал на Ганнона и Магона прежде, чем они получили весть о его приближении. Быстрота марша обеспечила полноту победы.

Далее, мастерское движение, ведущее к Илипе, при котором направление наступления перерезало линии коммуникаций Гасдрубала и Магона с Гадесом, что в случае их поражения означало, что путь отступления к их укрепленной базе будет отрезан рекой Бе-тис (Гвадалквивир). Результат показал верность расчетов Сципиона, а их подтверждением является разгром карфагенских армий. Похоже, что перед нами первый в истории чистый пример удара по стратегическому флангу. Здесь родилась истина, которую Наполеону дано было выразить в кардинальной максиме: «Важный секрет войны в том, чтобы сделать себя хозяином коммуникаций». Говорят, что впервые такой фланговый удар был нанесен при Иссе, но маневр Александра был проведен на поле битвы, не являясь стратегическим ходом, хотя простое объяснение заключается в том, что море мешало наступлению на другой фланг, а излучина реки Пинар продиктовала направление удара.

Допустим, что стратегический замысел Сципиона при Илипе есть только гипотеза — о нем не говорится с определенностью у Ливия и Полибия; но установленные факты, касающиеся наступления и, в особенности, того, что за ним последовало, образуют такую цепь косвенных доказательств, что не может быть прочнее. Даже Додж, постоянно принижающий Сципиона, подчеркивает угрозу стратегическому флангу.

Перед тем как перейти к африканским кампаниям, мы можем отметить дальновидность Сципиона и ловушку, устроенную Ганнибалу в Локрах. Отметим затем, что после высадки в Африке первой его заботой было установление безопасной операционной базы, что воплощало собой принцип безопасности перед переходом в наступление. Посмотрите, как он помешал сосредоточению превосходящих сил врага, построив близ Утики «линии Торрес-Ведрас». Отметьте быстроту, с которой он ударил на Гасдрубала и Сифака на Великих равнинах, не дав им времени организовать и закалить новых наемников, и как затем он еще раз становится на страже, на этот раз над Карфагеном, в то время, как его отряд под командой Лелия и Масиниссы выбивает Сифака из войны. Наконец, вспомним его движение вверх по долине Баграды, которым он одновременно вынудил Ганнибала следовать за ним и ускорил свое воссоединение с подкреплениями, приведенными Масиниссой из Нумидии. Мастерство Сципиона на стратегической шахматной доске настолько совершенно, что даже выбирает поле битвы, наиболее благоприятное для своего тактического инструмента. Затем, выиграв Заму, он бросается на Карфаген прежде, чем граждане могут оправиться от морального шока.