Георгий Фруменков - Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI–XIX вв

Бойль полагал, что поморский крестьянин легко кулаком пришибет троих врагов, если только не потеряет присутствия духа, и тем оправдывал свою преступную халатность в укреплении Колы, Онеги, Кеми, Пушлахты, Кандалакши и других поморских городов и сел, которые оказались беззащитными. Военный флот на Севере был немощным. В пушках и ружьях ощущался острый недостаток. Печальное состояние обороны Беломорья отражало общую неподготовленность страны к войне и было частным проявлением той гнилости и того бессилия крепостной России, о котором писал В. И. Ленин в статье «Крестьянская реформа» и пролетарски-крестьянская революция». [322]

Местные и центральные власти проявили ничем не оправданную беспечность в вооружении Соловецкого монастыря, хотя он, наряду с Новодвинской крепостью, продолжал оставаться одним из основных укрепленных узлов в системе обороны Севера. Первоначально предусматривалась лишь одна мера по усилению сопротивляемости Соловков: «Из орудий, которые останутся свободными после вооружения города Архангельска и Новодвинской крепости, отделить для защиты Соловецкого монастыря несколько орудий малого калибра». [323]Такое решение не нуждается в комментариях. Надо лишь добавить, что военный губернатор предложил монастырю перевезти на остров ненужные Архангельску пушки на соловецких судах, заявив, что у него нет для этой цели транспорта.

Не проявляло должной заботы о безопасности монастыря и духовное ведомство. Синод занялся им только после напоминания о сокровищах, имевшихся на острове, которые нужно было спасать.

26 марта 1854 года синод по предложению обер-прокурора Протасова вынес решение, обязывающее Соловецкого архимандрита Александра до наступления в Белом море навигации отправить на материк и поместить там в безопасное место все движимые монастырские драгоценности. Настоятелю предписывалось: а) не единолично, а коллегиально, вместе со старшей братией, назначить вещи, рукописи, старопечатные книги, подлежащие вывозу из обители; б) составить подробную опись всех дорогих предметов, заверить ее, затем упаковать ценности в особые ящики и, опечатав их монастырской печатью, отправить на соловецких судах под надзором благонадежных людей из числа монахов в пункт, который укажет военный губернатор с тем, однако, чтобы сопровождающие клад лица находились при нем до указания синода; в) самому же настоятелю вместе с монахами и всеми теми, кто живет на острове, оставаться там безвыездно и принять «при содействии лиц, от военного начальства назначенных, все возможные меры как к защите монастыря, в случае нападения неприятельского, так и к самому бдительному надзору за находящимися в оном арестантами, адресуясь в потребных случаях за разрешением и содействием к г-ну Архангельскому военному губернатору». [324]

Из архивных документов видно, что соловецкие узники доставили властям много хлопот. [325]Даже среди лиц, от которых зависела их судьба, не было единомыслия. Светские и духовные власти долго колебались, прежде чем приняли окончательное решение об арестантах, сформулированное в постановлении синода. Первоначально царь и синод придерживались того мнения, что арестантов необходимо вывезти из Соловков и передать в ведение военного начальства. Еще 16 февраля 1854 года Протасов писал военному министру, что, на его взгляд, нужно убрать из Соловецкого монастыря не только заключенных, но и «всех тех лиц, о совершенной благонадежности коих тамошнее начальство не имеет полного удостоверения».

Военный губернатор придерживался иного мнения. Он не хотел, видимо, брать на себя лишнюю обузу и просил правительство оставить арестантов на острове, мотивируя это тем, что «в Архангельске и в уездных городах Архангельской губернии тюремные помещения столь тесны, что едва достает места и для незначительного числа наличных арестантов, а поэтому нет возможности разместить в оных арестантов, находящихся в Соловецкой обители, между тем как при монастыре они содержатся в отдельно устроенном корпусе и отдельных помещениях под надзором находящейся там воинской команды и, следовательно, заключение их там надежнее, чем в другом каком-либо месте».

5 марта 1854 года военный министр Долгоруков сообщил Бойлю, что царь согласился с его доводами о соловецких арестантах и распорядился не переводить их в другие места, а «оставить в этом монастыре под надзором находящейся там военной команды». Решение Николая I было доведено также до сведения синода, и тот 26 марта 1854 года вынес окончательный приговор по этому вопросу. 3 апреля Протасов сообщил содержание постановления синода Бойлю.

Весной 1854 года в застенках монастырской тюрьмы томилось 25 арестантов. Среди них были такие опасные враги самодержавно-крепостнического строя, как член Кирилло-Мефодиевского общества Е. Андрузский. Подвергаясь военным опасностям, арестанты оставались в монастыре под строжайшим надзором караульной команды. Причем охране ссыльных и заключенных придавалось большее значение, чем обороне крепости от нападения интервентов. Даже в часы внешнеполитических конфликтов военные враги казались царизму менее опасными, чем классовые.

Отрезанный от мира, окруженный льдами Соловецкий монастырь не знал, что делается на белом свете, и жил своей жизнью. 16 апреля 1854 года на остров с трудом пробрался гонец с известием о том, что Архангельская губерния объявлена на военном положении. Он же привез указ синода о немедленной отправке на твердую землю всех церковных и монастырских движимых драгоценностей. Только сейчас монастырь понял, какая опасность угрожает ему.

Монастырское имущество было спешно упаковано в ящики и бочки, опечатано монастырской печатью, на каждом месте проставлены начальные буквы хозяина добра — «С. М.» 25 апреля 1854 года, 26 ящиков, [326]4 бочки с драгоценностями и 16 ящиков с рукописными и старопечатными книгами погрузили на новое монастырское гребное судно «Александр Невский». Корабль повел к Архангельску опытный наемный кормщик из поморских крестьян Лука Репин. Сопровождать и сторожить имущество «до самого возвращения его опять в Соловецкий монастырь» были выделены ризничный иеромонах Макарий с тремя монахами и одним послушником монастыря.

Из приложенного открытого листа видно, что среди перевозимых вещей были ризы парчовые и бархатные, блюда, ковши, сахарницы серебряные, кубки, подсвечники, бокалы, посохи и другие, предметы церковного обихода, ящик ломового серебра, а в библиотеке 1356 рукописных и 83 старопечатные книги. [327]

7 мая 1854 года «серебряное судно» пришвартовалось в Архангельском порту, а через 5 дней, 12 мая «Александр Невский» с драгоценностями в трюме отошел от городского причала в Антониев-Сийский монастырь Холмогорского уезда, находившийся в 150 верстах от Архангельска по Петербургскому тракту. Бойль предложил Архангельской портовой таможне без задержки выпустить монастырское судно, не осматривая его имущества. В пути и на стоянках за грузом наблюдали монастырские старцы, старший из которых имел на руках предписание военного губернатора, обязывающее городскую и сельскую полицию, волостные и сельские власти «оказывать всевозможное содействие к успешной перевозке имущества к месту назначения».