Павел Гейцман - Смертоносный груз Гильдеборг

- Еще минутку, - сказала она спокойно, - сейчас буду готова.

Я закрыл глаза. Усталость была страшной. Мотор монотонно гудел. Океан выжженной травы. Едва заметная дорога бежала перед моими глазами, я огибал ухабы и снова возвращался на нее. Ладони жгли мозоли от рулевого колеса. Который, собственно, день мы в пути?

Я пошевелил веками. Глаза мне жгло и резало. Воспаление роговицы.

Когда же, наконец, она погасит свет? Корнелия все еще сидела перед зеркалом. Однако уже одетая. Мгновение я смотрел на нее непонимающе. Ради бога, ведь не утро еще? Неужели я спал? Солнце сквозь зеленые занавеси на стеклянной стене лезло в комнату.

Она виновато улыбнулась.

- Я тебя разбудила? Жаль, можешь еще поспать, - сказала она тихо. - Я пока забегу к парикмахеру и куплю что-нибудь из одежды. - Она встала, тщательно поправила на себе простое полотняное платье и подошла поцеловать меня в щеку. - К обеду меня не жди, не знаю, когда вернусь...

Спросонья я потянулся и прижал ее ладони к губам. Все тело у меня страшно болело; ее ладони благоухали свежестью и чистотой.

- Ты отдыхай, время есть, достаточно времени.

Двери тихо затворились. Я снова юркнул в сон. Хотя бы ненадолго, хотя бы на минутку. Снаружи по стальной стене резервуара железным прутом настойчиво стучал Гут. Сигнализировал. Что-то должно случиться, но в той темноте я не мог найти лестницу, чтобы выбраться из омута наружу. Я слепо блуждал с расставленными руками около стен, обтянутых нейтральным материалом. Меня охватила тревога и страх: лестница исчезла, я никогда отсюда не выберусь. "Гут! - закричал я громко. - Гут!"

Меня разбудил звук собственного голоса. Я весь был в поту, как будто только что вышел из бани. Облегченно вздохнул. Этого больше нет, все позади.

Но стук продолжался. Номер отеля, занавеси против солнца, зеркало, и перед ним... Нет, я знаю, она ведь ушла к парикмахеру. Я опомнился. Слишком долго спал.

- Войдите!

Черная горничная в таком же зеленом, как занавеси на окне, платье, улыбаясь, вошла в номер.

- Добрый день, господин. Почти полдень, можно, я начну уборку? До обеда вы должны освободить номер.

Я равнодушно махнул рукой, завернулся в простыню и потопал в ванную. Полностью открыл душ и, затаив дыхание, погрузился в водопад холодной воды. Мосиатунга!

Рядом послышались тихие напевы. Что она, собственно, мне говорила? Я ее толком не понял. До обеда вы должны освободить номер... Почему я его должен освобождать?

Мгновение я еще неподвижно стоял под душем, но потом не выдержал, закрыл воду и приоткрыл двери.

- Что вы мне говорили, мисс?

Она оскалила прекрасные белые зубы.

- Номер вы должны освободить до двенадцати часов, господин, леди уже заплатила.

Я стоял между дверей голый и не мог произнести ни слова.

- Госпожа заплатила?

- Еще утром. У меня распоряжение бюро обслуживания обо всех номерах, которые я должна убрать.

Она опустилась на колени и продолжала тереть мокрой тряпкой мраморные плитки. "На обед меня не жди, не знаю, когда вернусь", - шепнула Корнелия и поцеловала меня в щеку.

Я прислонился к стене. Это невозможно, это не может, быть правдой... Я набросил на себя рубашку и брюки и полетел к лифту в бюро обслуживания.

- Сожалею, господин, - сказала вежливо черная дама в белом костюмчике. - Госпожа Шиппер уехала на аэродром, сегодня прямой рейс "Алиталии" в Рим. Один рейс в неделю, я сама заказывала ей билет.

Я опустился на кресло. Нокдаун. Этого я не ждал. Мне подобное не приснилось бы и во сне. Корнелия бросила меня, сбежала! Предоставила меня судьбе без слова прощания, без денег... У меня нет ни доллара, почти ни одного доллара - расходы в мотелях оплачивал, разумеется, я, я ведь был муж. А где мое жалованье, где мои пятьдесят долларов ежедневно? Я встал и потащился к лифту. Может быть, Корнелия оставила их в номере под подушкой или на туалетном столике? Но в номере я ничего не нашел, даже ее чемоданчика с дорожными принадлежностями. Она уехала! Десять тысяч метров над черным континентом, направление - Италия!

Удрученный, я вышел из отеля в ослепляющее сияние полуденного солнца. Сверкающая белизной африканская архитектура, воздушный сон, правительственные здания на окрестных холмах, море зелени... Дряхлый автофургон одиноко стоял на стоянке отеля.

Эта девка! Эта обманщица!

Я отпер дверь и рухнул на сиденье. Я не чувствовал жара раскаленной печи, не замечал красоты Каирского бульвара. Я лежал на полу в стальном омуте, а Гут сигнализировал: "Жду тебя, жду тебя, жду тебя..."

Но, возможно, это стучала кровь в висках. Улицы обезлюдели, сиеста. Город впал в неподвижный покой. Только я сидел, обхватив голову руками, и не знал, с чего начать. Слишком быстро я забыл, что "Гильдеборг" не была сном, что я все еще затравленный человек и у меня это написано на лбу. Корнелия избавилась от меня быстро и без колебаний, как Гофманов корпус. Чего я еще ожидал, чем себя обнадеживал? Я тупо посмотрел на ее сиденье. Пусто, она не дремала в углу. Тут, прикрыв веками глаза, она все обдумала. Или на раскладушке, рядом со мной.

Я вспомнил пустоту жестяного остова грузовика у края дороги, который мы миновали в центре саванны. Бог знает кто его там оставил, что могло случиться и спаслись ли люди. Но он уже был ни на что не годен, только поржавевшее железо и кучи пыли, как наш грузовик. Что теперь с ним делать?

Эта вечная обыденная мысль вернула меня на землю. Надо бы мне продать его, разумеется, я его продам... Я разозлился. Продам немедленно! Я повернул ключ зажигания: чего мне ждать - пока не проголодаюсь?

Мотор заработал. Я еще раз оглядел окрестности - нет ли ее все-таки где-нибудь поблизости, но ее не было. Крепко сжав губы, я поехал. Один. Один среди чужого, незнакомого и страшно далекого города. Это было гнетущее сознание, оно давило на ме- ня свинцовой тяжестью, которую я не мог унести. Хочу вернуться домой, я хочу домой!

По широкой магистрали Кейптаун-Каир, проходящей через город, наугад я направился к аэродрому. Туда она уехала, туда она убежала, а я спал в сладком неведении. Я нажал на газ. Проспект по всей длине с запада на восток был пуст. С одного конца города можно было видеть другой. Светофоры погасли, на три часа все замерло. Я гнал по осевой линии на скорости девяносто километров в час. Тотчас же продам это чертово барахло, а потом будет видно, потом буду думать, что делать дальше.

Я остановился у первой бензоколонки перед оградой с подержанными машинами и протяжно затрубил. Когда появился замбиец в пастелевом комбинезоне с эмблемой "ВР" на груди, я вышел из машины.

- Сколько? - спросил я и кивнул головой на то, что у меня осталось.

Он обошел автофургон и заглянул внутрь.

- Четыреста монет, - сказал он равнодушно, - это образец семидесятого года, господин.