Н. Великанов - Измена маршалов

Как теперь мы знаем, после XVII съезда ВКП(б) многие его делегаты, прежде всего те из них, кто был знаком с «завещанием» Ленина, [47] Речь идет о памятной записке, которую Ленин продиктовал своему секретарю 24 декабря 1922 года, где высказал сомнение в доверии Сталину. «С тех пор, как товарищ Сталин стал генеральным секретарем, он объединяет в своих руках огромную власть, и я не уверен в том, что он всегда сумеет употребить эту власть с необходимой осторожностью». 4 января 1923 года Ленин внес в свое «завещание» дополнение, в котором, указывая на «резкость» Сталина, рекомендовал во избежание раскола партии удалить его с поста генерального секретаря. «Завещание» было оглашено в мае 1924 года на заседании ЦК, где большинством голосов было принято решение не обнародовать его содержание на предстоящем XIII съезде партии. Зиновьев и Каменев убедили членов ЦК, что Сталина опасаться не стоит. считали, что наступило время переместить Сталина с поста генсека на другую работу. Удачным вариантом замены его вполне мог быть Киров и из-за его огромной популярности, и в связи с его триумфом на самом съезде. В ходе выборов нового состава Центрального Комитета против Сталина голосовало около трехсот делегатов, тогда как против Кирова всего четыре человека. Съезд тем самым отчетливо выразил свое отношение к «вождю». Тем не менее, генеральным секретарем вновь был избран Сталин. Однако последствия голосования нового состава ЦК для большинства участников съезда оказались трагическими. Из 1966 делегатов с решающим и совещательным голосом (около 80 процентов из них вступили в партию до 1921 года) 1108 человек были арестованы по обвинению в контрреволюционной деятельности. Около 70 процентов членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на съезде, подверглись репрессиям.

Хозяин после съезда сделал неприятное для себя заключение: в партии зреют серьезные силы, несогласные с его курсом и пытающиеся оказать ему решительное противодействие… Отсюда вывод — эти силы необходимо постепенно, без малейшего колебания раздавить.

Блюхер не верил, что убийство Кирова совершил террорист-одиночка. За спиной Николаева стоял кто-то очень всесильный, Николаев — только орудие в руках могучей организации. В беседах с товарищами проскальзывали догадки, что к покушению причастны ответственные работники органов государственной безопасности и, в первую очередь, заместитель наркома внутренних дел ГГ. Ягоды Я.С. Агранов и его ближайший человек И.В. Запорожец. Говорили: при выборе исполнителя злодейского убийства организаторы остановились на Николаеве не случайно. Он работал в свое время в органах НКВД, затем в РКИ и отовсюду был изгнан. Ему внушалось, что в неустройстве его судьбы виноваты руководители Ленинграда, и, прежде всего, Киров. М.В. Росляков, в то время член Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), рассказывал: была подброшена и грязная сплетня о близости Кирова и Мильды Драуле, жены Николаева. Тем самым подогревались в Николаеве чувство ревности, желание рассчитаться с «соперником». С апреля 1934 года до дня убийства Николаев всячески отлынивал от предлагаемой ему работы, но, очевидно, получил те 30 сребреников, которыми с древних времен оплачивают вероломство и предательство. В течение последних 6–7 месяцев Николаев дважды подбирался к Кирову, и органы НКВД дважды его отпускали безнаказанным.

Так кто же этот «очень всесильный», которому подчинены и могучая организация, и ответственные работники органов государственной безопасности, и террорист-«одиночка» Николаев?..

Блюхер, оставаясь наедине с самим собой, размышлял: «А Сталин? Знал ли он о готовившемся покушении на Кирова? Может, знал, а, может, догадывался. Организаторы убийства, видимо, хорошо понимали, что вождь видит в Кирове опасного соперника, что растущий авторитет «Мироныча», как называли в народе Кирова, начинает ставить под сомнение монополию руководства Сталина. И они ударили по Кирову. Ударили без промаха, будучи уверенными, что тяжелых последствий для них не наступит. Сталин не случайно с первого часа после убийства взял под свой пристальный контроль ведение разбирательства случившегося, подобрал верного человека — Ежова, которому вместе с Аграновым поручил провести «тщательное следствие»…

Блюхеру вспомнилось, как этим летом в один из выходных дней собрались он, Лаврентьев, Крутов, Дерибас, Западный на берегу Амура на даче УНКВД по ДВК. Изрядно выпили и, как водится в таких случаях, повели беседы на «горячие» темы: о высших руководителях страны, о закулисной жизни партии. Терентий Дмитриевич Дерибас привез свежий номер журнала «Большевик», где была опубликована статья Лаврентия Берии, воспевавшая Сталина. Дерибас смеялся: «Представляете, какую реакцию эта статья вызвала у многих… Особенно у кавказских товарищей. Надо было видеть бурное возмущение Берией Авеля Сафроновича Енукидзе [48] Для Енукидзе это возмущение в будущем обернулось трагедией. Немногим более двух лет спустя, в начале 1937 года, его арестовали, как «врага народа» ». А Лаврентьев поведал об одном случае, рассказанном Кировым в кругу своих друзей: «Иду я со Сталиным по Кремлю, нам навстречу Иванов-Кавказский, улыбаясь, приветствует нас и в адрес Сталина бросает: «Здорово, хозяин!» Сталин ему не ответил, лишь ожег его злым взглядом. А мне сказал раздраженно: «Хозяин — это что-то байское. Дурак!»

Не поздоровится теперь бедному Иванову-Кавказскому…». Лаврентьев воспроизводил рассказ Кирова, подражая сталинскому акценту и изображая его раздраженность…

Эти откровенные намеки в отношении Главного Хозяина Блюхер тогда не разделял и не скрывал своей позиции. Дерибас с улыбкой, и в то же время с нотками ехидства, говорил: «У вас, Василий Константинович, мы знаем, трепетные чувства к Иосифу Виссарионовичу, а мы зубоскалим. Простите уж нас».

Сейчас к Хозяину Блюхер относился уже несколько иначе. Он видел, восхваление вождя вышло за рамки разумного, оно обретало уродливые формы, и вождь, кажется, принимает это как должное. Более того, Сталин безжалостно расправляться с теми, чьи популярность и авторитет приближались, как ему казалось, к его уровню, кто отказывался поддерживать его культ (например, жестоким репрессиям подверглись делегаты XVII съезда, проголосовавшие против Сталина).

На прощании с Кировым Блюхер был в почетном траурном карауле. Он сменял у гроба Сталина, Молотова, Калинина, Ворошилова, Орджоникидзе, Жданова, Микояна, Кагановича. Ему запомнился Главный Хозяин, первым стоявший у изголовья Сергея Мироновича. Лицо генсека было спокойно и непроницаемо. Казалось, он не на скорбной церемонии, а на заседании ЦК или партийного съезда и погружен в свои повседневные государственные думы…