Эдуард Макаревич - Политический сыск (Истории, судьбы, версии)

Органы сыска могут быть инструментом укрепления власти, если она доверяет им вести сыск во власти, пресекая тенденции разложения ее или тенденции перерождения своих лидеров, смены ими идеологических ориентиров. А главным доверителем здесь выступает либо вождь (в тоталитарных обществах), либо закон и традиции (в либеральных обществах). Мировой опыт подталкивает к нетрадиционному выводу: сыск в обществе, в цивилизационных и информационных войнах, не подкрепленный сыском во власти, оставляет уязвимой политическую безопасность страны.

« Сыск— грязная работа, отмеченная негласным, тайным съемом информации, провокацией», — считают одни.

« Сыск— разновидность аналитической и политической деятельности, связанной с полемикой, с убеждением оппонента», — вещают другие.

Столетия пробежали, а мнения вихрятся вокруг двух полюсов: нравственности и безнравственности сыска. А чем измерить нравственную составляющую сыскного дела? Да все тем же: законами, регламентирующими его, и нравственными началами — соотношением добра и зла, свободой личности, правами человека, социальной честностью. Когда есть и то и другое, сыск становится легитимным инструментом сохранения политической безопасности.

О выдающихся организаторах и людях политического сыска. По своим убеждениям они были разные: либералы и коммунисты, консерваторы и монархисты. И характеры, и судьбы — разные: А. Бенкендорф, В. Штибер, Г. Судейкин, С. Зубатов, А. Герасимов, В. Джунковский и Ф. Дзержинский, Я. Агранов, Н. Кузнецов, Ф. Бобков, Э. Гувер. Их, разъятых временем и мировоззрением, объединил в единую корпорацию сыскной звездный талант. Каждый имел свои открытия на ниве сыска. А общие методы, приемы и технологии они сумели творчески адаптировать к условиям своей страны и выжать максимальный результат. И хотя они действовали в разных государствах, каждый защищал свой общественно-политический строй, обслуживал существующую власть.

Князь Бенкендорф — и перед нами Россия Николая I, полковник Судейкин время Александра III, Зубатов — и рваное правление Николая II, Джунковский с Дзержинским — и рвущая со старым миром Россия Ленина, Агранов — и стальной холод эпохи Сталина, Бобков — и вязкие времена Брежнева, переходящие в сумбур Горбачева. А Германия середины XIX века полна делами Вильгельма Штибера, за которыми монументальная фигура Карла Маркса. А мистер Гувер и его ФБР открывают политическую Америку 20-60-х годов. И только Гитлер с Геббельсом, Гейдрихом и Мюллером выпадают из череды эпох, прерывая их преступлениями против человечества. Но и они по-своему лелеяли политический сыск, который работал на воспитание нового немца, взявшегося завоевать мир.

Политический сыск в обществе и во власти, агенты и агентурные сети, информация о политических настроениях и мнениях, борьба с оппозицией, разрушение оппозиционных радикальных организаций, спецоперации по управлению политической сферой, эффективное разрешение национальных и социально-политических конфликтов, обеспечение информационных войн, пропаганды и «паблик рилейшнз», социальный контроль масс с элементами политического сыска — все это вошло в жизнь целых стран благодаря нашим героям. Каждый из них звезда сыскной технологии.

Бенкендорф — это государственная организация сыска в России, Судейкин — разрушение революционных партий масштабной провокацией и агентурной работой, Зубатов — создание псевдореволюционных организаций в пику революционным и полный контроль революционного поля, генерал Джунковский — формирование профессионального аппарата политического сыска большевистской ВЧК, создание «легендированных» антисоветских организаций, Штибер и Агранов — постановка политических спектаклей в борьбе с политической оппозицией, Бобков — «мягкое» разрушение диссидентских организаций в момент их зарождения и «паблик рилейшнз» в технологиях политического сыска, Гувер — борьба с коммунистами и левой интеллигенцией, союз Федерального бюро расследований и служб безопасности корпораций на платформе политического сыска и «паблик рилейшнз», использование мафии в борьбе с агентами иностранных государств.

На основе различных свидетельств и документов из архивов, из отечественных и зарубежных публикаций, встреч с работниками спецслужб, в этой книге представлены истории, версии и судьбы звезд политического сыска в событиях своего времени.

Эта книга не состоялась бы без помощи, поддержки и консультаций многих людей, которым я выражаю искреннюю благодарность: кандидату исторических наук, главному специалисту РГАСПИ Г. Д. Головиной, главному специалисту РГАСПИ Л. П. Кошелевой, а также Ю. Б. Гланцу, В. А. Гурковскому, Е. Г. Давыдову, Ю. С. Здорову, Е. Ф. Иванову, Б. Б. Иманбаеву, Ю. А. Кобякову, Б.Д. Крутикову, Н. Я. Клепачу, Н. И. Никандрову, В. В. Никитину, В.Д. Попову, Т. М. Пращерук, А. П. Редькину, А. Л. Свечникову, Н.В. Струтинскому, И. И. Цыбульскому, С. П. Чаплинскому, Н.Л. Шпилькову.

В сумерках уходящего дня 14 декабря 1825 года губернатор Васильевского острова, будущий глава политической полиции, генерал-лейтенант Александр Христофорович Бенкендорф бесстрастно рассматривал Сенатскую площадь российской столицы.

Картина была тягостной. Разметанные картечью тела восставших, которых потом назовут декабристами, бурые ручьи крови, смешанной с копотью, стоны, озлобленные крики живых, сбившихся в кучи по указанию верных режиму ротных командиров, чьи солдаты очищали место побоища. Вместе с наступавшей теменью на душу генерала ложился холод удовлетворения от содеянного. Наконец долго зревший нарыв на теле империи лопнул. Нарыв, о котором еще четыре года назад граф Бенкендорф предупреждал Александра I.

Александр Христофорович представил тогда царю записку о «Союзе благоденствия» — тайном обществе офицеров и генералов, героев войны с Наполеоном, избравших путь военного переворота в России. Он их всех хорошо знал — генерала М. Орлова, принимавшего капитуляцию Парижа, К. Рылеева, П. Пестеля, Н. Муравьева. Да и как не знать, если тогда, в войну, их вела одна судьба — защитника Отечества, защитника престола.

Он тоже был дитя той войны, как и будущие декабристы. Но после разгрома наполеоновских армий и вступления во Францию его не поразило, что русский народ, первый в Европе по славе и могуществу, — народ крепостной, народ, лишенный конституции. Именно это подвигло тогда его боевых соратников на создание тайных обществ, на идею военной революции. Александр Бенкендорф, пребывая в дружбе с ними, руководствовался иными соображениями. Монархия оставалась его верой. Выстраданной им, остзейским дворянином, немцем по рождению и психологии, идее служения престолу он нашел авторитетное обоснование в столь любимой двенадцатитомной «Истории государства Российского» Николая Михайловича Карамзина. Русский историк, идеолог самодержавия, был ясен и краток: «История народа принадлежит царям». Потом Бенкендорф прочитает у Пушкина: