Юлия Кантор - Война и мир Михаила Тухачевского

К решительным битвам, к громозвучным победам!.. На Вильну, Минск, Варшаву — марш!»16 Ситуация в военно–политическом руководстве Польши была далека от спокойной. Смена правительств, нервозная рокировка в высших эшелонах власти стали следствием безуспешного поиска выхода из военного кризиса. Пилсудский намеревался сформировать «антибольшевистскую конфедерацию ». Его программа–минимум предполагала создание общего государства Литвы и Белоруссии, подобного Великому княжеству Литовскому, и его объединение с Польшей. Максимальные претензии Варшавы предполагали создание федерации или конфедерации государств–лимитрофов, отделившихся от Российской империи: Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии, Украины, Закавказья — во главе с Польшей. В основу внешней политики Пилсудским была положена идея, предполагавшая руководящую роль Польши в Восточной Европе и направленная главным образом против России. Он приступил к осуществлению этих планов еще зимой 1919 года, когда польская армия двинулась на восток.

24 апреля 1920 года Пилсудский занял Вильно, летом польские войска захватили Минск. (Пилсудский приостановил продвижение лишь в период наступления Деникина на Москву, опасаясь его «великодержавных намерений» восстановить Россию в дореволюционных границах. За что русский генерал обвинил Пилсудского в желании спасти большевизм.) В апреле же 1920 года Пилсудский заключил соглашение с Украинской Народной Республикой (с украинской стороны подписанное Симоном Петлюрой) — согласно этому соглашению к Польше отходила Восточная Галиция. В ре зультате стремительного наступления на Украине 7 мая поляки заняли Киев. Но уже 11 июня им пришлось оставить город под натиском красных.

В первых числах июня стратегическая инициатива перешла к Красной армии, поляки начали откатываться назад.

Большевики заявляли о намеренииях решить территориальнополитический спор с Польшей мирным путем.

«Пилсудский и его агенты знают, что ничто не грозит независимости Польши, которой мы, рабоче–крестьянская Россия, согласны дать более широкие границы, чем намечала Антанта»,17 — декларировал Троцкий.

Но польский истеблишмент этим заверениям не доверял.

Было созвано закрытое заседание Сейма с участием Пилсудского, военного министра генерала Юзефа Лесневского, а также начальника Генерального штаба Войска Польского генерала Юзефа Галлера, премьера Владислава Грабского и представителей парламентских фракций18. Итогом стало создание Совета государственной обороны (СГО), в компетенцию которого входила координация всех политических и военных решений. Создание СГО одобрил сейм. Совет назван высшим государственным органом, решения которого обязательны как в военное, так и в мирное время. Председателем СГО стал Ю. Пилсудский. 2 июля польское Военное министерство выпустило приказ о начале набора в добровольческую армию, командующим которой назначен Юзеф Галлер.

В тот же день Тухачевский подписал приказ Войскам Западного фронта:

«Красные солдаты. Пробил час расплаты. Наши войска по всему фронту переходят в наступление. Сотни тысяч бойцов изготовились к страшному для врагов удару. Великий поединок решит судьбу войны русского народа с польскими насильниками. Войска Красного знамени и войска хищного белого орла стоят перед смертельной схваткой. Прежде чем броситься на врагов, проникнитесь смелостью и решительностью.

Только наполнив грудь отвагой, можно победить. Да не будет в нашей среде трусов и шкурников. В бою побеждает только храбрый.

Перед наступлением наполните сердце свое гневом и беспощадностью.

Мстите за сожженный Борисов, поруганный Киев, разгромленный Полоцк. Мстите за все издевательства польской шляхты над рево люционным русским народом и нашей страной. В крови разгромленной польской армии утопите преступное правительство Пилсудского.

В наступлении участвуют полки, разбившие Колчака, Деникина и Юденича.

На защиту Советской земли собрались бойцы с востока, юга, запада и севера. Железная пехота, лихая конница, грозная артиллерия неудержимой лавиной должны смести белую нечисть. Пусть разоренные империалистической войной места будут свидетелями кровавой расплаты революции со старым миром и его слугами. Красная Армия да покроет себя новой неувядаемой славой»19.

Все та же героико–романтическая риторика, все тот же «высокий стиль», полный агрессивной энергетики. «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо»… Не случайно Тухачевскому с юности так нравился Маяковский. Тухачевский, обладатель польского дореволюционного ордена Св. Станислава эстетствовал, ведя армии на захват Польши, возвращая своей империи ее земли, он стремился расширить ее границы, пусть и под флагом мировой революции, в которую вряд ли всерьез верил. Кстати, и сам Маяковский не остался в стороне от польской кампании, агитируя за борьбу с белополяками куда менее поэтично, чем командующим Западным фронтом:

«На польский фронт!

Мигом!

Если быть не хотите Под польским игом [ 20 ] Мысль о независимости польского государства, видимо, беспокоила Маяковского и несколько лет спустя, когда он, отражая советский взгляд на итоги войны, написал «Стихи о советском паспорте», и упомянул о паспорте польском. «На польский глядят, как в афишу коза, На польский выпяливают глаза В тупой полицейской слоновости: Откуда, мол, и что это за Географические новости!» »20.

Польша пыталась отстоять «географическую новость» — собственную независимость. Усиливалась польская пропаганда с антирусским душком. Акцию «по сплочению польского общества» возглавили политические партии и общественные объединения. Распространялись, публиковались на страницах периодической печати десятки воззваний и призывов, сообщений, манифестов и писем. Консолидации общества в не меньшей степени, чем риторика, способствовали и сообщения из Белоруссии о прорыве войсками Западного фронта польской линии обороны и о быстром продвижении Красной армии на запад. Лейтмотив этой пропаганды выразил сам Пилсудский в своей книге «Война. 1920 год».

«В гербе нашего государства — орел белого цвета, имеющий, как любой орел, кривой клюв и острые когти; в кампанию п. Тухачевского 1920 года он расправил свои могучие крылья и сумел противостоять двуглавому уродцу, хотя тот и выкрасился в красный цвет. Пусть мы будем «бело–поляками», если наш орел белый. У него от природы одна голова, а когти достаточно остры, чтобы побеждать уродцев и защищать свое гнездо»21.

И далее — формула, в которой ненависти куда больше, чем свободолюбия:

«Варшава только что стряхнула с себя грязь вековой неволи, неволи долгого торжества бессилия и трусости»22.