Войтех Замаровский - Тайны Хеттов

— Я не сомневаюсь, что необходимые средства найдутся и у нас, — ответил Грозный.

Аргументы Леви звучали убедительно:

— Неважно, кто будет финансировать экспедицию, — ведь наука имеет международный характер.

— Разумеется, международный! Но я играю за нашу национальную сборную!

Однако менеджер этой национальной сборной, если так можно было назвать главу правительства «панской коалиции», отказал в субсидии для продолжения раскопок на чехословацком земельном владении близ Кюльтепе. «Мы — маленькое государство и не можем позволить себе такую роскошь». А министерство школ, шеф которого еще недавно торжественно поздравлял Грозного, отказало и в его просьбе о субсидии для простой научной командировки в Стамбул и Богазкёй! Более того, оно отказалось оплатить путевые расходы по поездке Грозного в Рим на Международный конгресс лингвистов и в Париж на его подготовительное заседание, так что Грозному пришлось просить господина М. Дюссо из Французской академии прочитать его доклад! Этому трудно поверить, но многому в истории предмюнхенской республики сейчас трудно поверить.

Хотя объективные предпосылки для экспедиции Грозного были чрезвычайно неблагоприятны, он не отступил.

Дальнейший прогресс в дешифровке хеттских иероглифов требовал прежде всего проверки на месте некоторых спорных надписей. Деньги на поездку он буквально выпросил — «правда, с благородной гордостью испанского нищего» — у Бати и в Шкодовке, [11] [11] Разговорное название концерна «Шкода». — Прим. перев. в бухгалтерии которых они были занесены в рубрику «расходов на рекламу».

И вот Грозный снова проходит по ущельям Тавра, снова спит в постелях, кишащих клопами, снова направляется к целям, определенным еще в Праге. На этот раз, впрочем, без лопат и кирок, лишь с проводником, которого ему предоставило турецкое правительство.

«К числу самых крупных и важных «хеттско»-иероглифических надписей принадлежит Топадская, или, точнее, Аджигёльская, надпись, вытесанная на большой скале. Автографию этой надписи издал Х.Т. Боссерт в «Восточном литературном журнале», 37 (1934), стр. 145 и поел., по фотографии и копии Малоазиатского отделения Берлинского музея. Часть же этого текста не была до 1935 года ни переписана, ни переведена», — начинает Грозный рассказ о «главной цели своей археологической экспедиции в Малую Азию в 1934 году» (в третьем томе его «Хеттских иероглифических надписей»).

«В сопровождении Салахаттина Кандемир-бея из анкарского Министерства народного образования 28 октября 1934 года я прошел 23 километра, отделяющих Невшехир от Аджигёля. Топада, в то время называвшаяся Аджигёль, находится к юго-западу от Невшехира. Это деревня с 1800 жителей, центр нахие (уезда)… Мы остановились в доме мухтара (старосты) Мехмеда; иного выбора, кроме как воспользоваться его гостеприимством, у нас не было. В течение 5 дней, по 1 ноября включительно, каждое утро мы отправлялись в бричке к местонахождению нашей надписи, примерно в 6–7 километрах к югу от Аджигёля. Этих пяти дней мне хватило на то, чтобы проверить правильность первоначального издания надписи, которую я переписал и перевел в первый раз в журнале «Архив ориентальны», VII, стр. 488 и поел. Теперь, спустя два года, я предлагаю вниманию читателей переиздание этой статьи с рядом уточнений и с новыми фотографиями надписи… Должен, однако, добавить, что этот перевод, так же как характеристика его содержания, являются, на мой взгляд, лишь первым опытом, который я предпринял, стремясь преодолеть необыкновенные трудности этого текста…» Затем на 26 страницах следовал перевод со 187 подстрочными примечаниями и двумя добавлениями.

«После окончания работ в Аджигёле — Топаде я и Салахаттин Кандемир-бей утром 2 ноября 1934 года отправились на арбе из Аджигёля в деревню Суваса, или Сиваса, расположенную примерно в 40 километрах к западу от Невшехира. Мы приехали в середине дня. Деревня Суваса — одна из самых примитивных анатолийских деревень, какие только мне удалось видеть за время странствий по этим краям. Убогие жилища, всего не более 45 (примерно 200 жителей), большей частью опираются о скалу или вытесаны в ней. Как и в Аджигёле, мы поселились здесь у мухтара, а потом перешли к его родителям.

Вокруг Сувасы есть несколько деревень, жители которых принадлежат к секте Бекташи. Кстати, интересно отметить, что эти люди не едят зайцев, весьма почитаемых ими. В этом можно видеть последний остаток древнего культа зайца у иероглифических «хеттов», которые считали его священным животным и верили в его пророческие способности…

Минутах в 25 хода к юго-востоку от деревни Суваса находится «хеттско»-иероглифическая надпись, открытая в 1906 году X. Роттом… Скопировать и хорошо сфотографировать ее было дальнейшей главной целью моей археологической экспедиции в Турцию в 1934 году…»

И с той же конкретностью и подробностью, какой требовал от него отец, когда он учился в Праге и писал домой письма, Грозный досконально отчитывается о каждом дне своего пятимесячного путешествия. За это время он скопировал 86 надписей на скалах, надгробиях, алтарях и свинцовых пластинах в различнейших уголках Турции и получил в свое распоряжение тщательнейшим образом проверенные тексты, причем он исправил неточности во многих надписях, опубликованных в 1900 году Мессершмидтом (как и все крупные исследователи, Грозный был умелым рисовальщиком; ведь и к изучению древнего письма относится то, что Кювье сказал о естествоведении: «Какую-либо форму или структуру мы познаем лишь тогда, когда можем нарисовать ее со всеми подробностями»). Тексты эти стали достоянием не только Грозного, но и всей мировой хеттологии. Результаты своего путешествия он тотчас жепредоставил к сведению всех ученых. А какое значение имели точные копии текстов, мы видим, например, из сравнения знака, обозначающего союз «и», с детерминативом для обозначения бога или из сопоставления разных вариантов одного и тогоже знака на странице 188.

Если мы подчеркиваем, что собранные материалы Грозный тотчас же предоставил в распоряжение остальных исследователей, то делаем это потому, что далеко не всегда такой образ действий подразумевался сам собою. Например, Артур Эванс, обнаруживший во дворце Миноса на Крите около 2800 табличек с так называемым линейным письмом «Б», опубликовал из них — после 15 лет всевозможных проволочек — лишь 120, а остальные держал в ящике своего письменного стола до самой смерти, боясь лишить себя первенства в дешифровке критского письма. «Без прекрасного издания его труда, ставшего для всех нас настоящим подарком, — пишет о книгах Грозного парижский хеттолог Г.Э. Дель Медико, — нельзя было бы начать какой бы то ни было серьезной работы».