Александр Зимин - Россия времени Ивана Грозного

Решительно выступал Феодосий и против войн. Его тезис «не подобаеть воевати» имел целью счастье и мир народов, лучшие сыны которых гибли в ходе многочисленных феодальных войн и усобиц. Отрицая власть, церковь и войны, Косой противопоставлял им раннехристианское учение. Основа его — любовь к богу и вытекающая из нее любовь к ближнему.

Как и большая часть реформационных учений средневековья, учение Косого пыталось реставрировать общественный строй, близкий к раннехристианскому, когда, по словам Ф. Энгельса, «христианство знало только одно равенство для всех людей, а именно — равенство первородного греха, что вполне соответствовало его характеру религии рабов и угнетенных». 17 17 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 20, с. 105. Крестьянско-плебейская ересь из «„равенства сынов божиих"… выводила гражданское равенство и уже тогда отчасти даже равенство имуществ». 18 18 Там же, т. 7, с. 362.

Учение Феодосия Косого было вершиной развития прогрессивной общественно-политической мысли середины XVI в. Оно выражало идеологию складывающейся плебейской оппозиции феодализму и являлось наиболее радикальным проявлением реформационного движения в России; учение Косого оказало сильное воздействие на общественную мысль Великого княжества Литовского, куда он вынужден был бежать.

Объективно учение Феодосия Косого было направлено на ликвидацию феодального строя. Этим оно принципиально отличалось от взглядов других передовых мыслителей — Пересветова или Ермолая Еразма, которые стремились лишь к преобразованию государственного строя для его укрепления в интересах господствующего класса.

Обострение идеологической борьбы вновь бросило самодержца в объятия испытанного союзника — иосифлянской церкви во главе с митрополитом Макарием. Во время казанского похода 1552–1553 гг. ему было поручено «во всем беречи царства сего». Макарий, как показал И. И. Смирнов, в эти годы принимал активное участие в управлении государством и играл некоторую роль во внешнеполитических сношениях с Великим княжеством Литовским.

В связи с событиями 1553 г. и антиеретическими соборами 1553–1554 гг. особую остроту приобрело идеологическое обоснование самодержавия. Если на одном полюсе русской общественной мысли устами Косого царская власть полностью отрицалась, то на другом — усилиями идеологов самодержавия — создавалось учение о ее теократическом происхождении.

В 1553–1555 гг. при участии А. Ф. Адашева был написан «Летописец начала царства», посвященный событиям 1533–1553 гг. В нем развивались две темы укрепление самодержавной власти и присоединение Казани. При описании венчания на царство Ивана IV подчеркивалось, что царские регалии были получены Мономахом от византийского императора Константина, а Иваном от его отца Василия III. Присоединение Казани автор «Летописца…» сравнивал с освобождением израильтян библейским героем Моисеем из многолетнего египетского плена. Автор выступал за сильную самодержавную власть, был сторонником компромисса между различными прослойками феодалов. В уста Василия III вложено и благословение Ивана IV на борьбу с неверными, которые «покушахуся на православие, на нашу дръжаву». 19 19 ПСРЛ, т. XXIX, с. 9. Следовательно, и борьба с Казанью также представлялась исполнением заветов Василия III. «Летописец…» увековечивает бояр, которые проводили восточную политику правительства Ивана IV, — С. И. Микулинского, Федора и Алексея Адашевых, П. С. Серебряного, А. Б. Горбатого, П. М. Щенятева, М. И. Воротынского, А. М. Курбского, Владимира Старицкого и, наконец, Шигалея. В «Летописце…» были отмечены и заслуги детей боярских (дворян), участвовавших в этих походах. «Летописец…» обличал княжат-бояр, повинных во всех неурядицах малолетства Грозного. Главная причина феодальных смут, происходивших в ту пору, по мнению автора, — деятельность Шуйских.

Прославлению самодержавия были посвящены и фрески так называемой Золотой палаты в Кремле. Целая серия их изображала освобождение Израиля от египетского рабства, намекая на взятие Казани, которое рассматривалось как завершение многовековой борьбы Руси с Золотой Ордой. Единый идеологический замысел фресок и «Летописца начала царства» отражал общие представления руководителей правительственного кружка — Сильвестра и Адашева. В демагогических тонах рисовался идеал самодержца, который дает «суд и правду нелицемерну всем», равно «жалует и удоволяет… велмож и средних и младых», исходя из истинной веры. Основа мудрости царя («начало его премудрости») — страх господень. Царя должны занимать не только вера («закон Христов») и праведный суд, но и ратные дела. Он должен защищать страну «от всех иноверных бусурман и латын». 20 20 Там же, т. XIII, с. 267–268. Этот-то образ идеального монарха и воссоздан во фресках Золотой палаты.

Россия времени Грозного не была готова идти по пути радикальных перемен, куда ее звали передовые мыслители, Средствами литературы и изобразительного искусства идеологи самодержавия обосновывали учение о теократическом происхождении царской власти.

Жестоко расправившись с еретиками и нестяжателями, правительство Ивана IV в январе 1555 г. вернулось к государственным преобразованиям. Снова встал вопрос о борьбе с социальными движениями.

Был обнародован первый приговор из серии законов о губной реформе. Главным в следствии по делам о «лихих людях» признавался «обыск», расспросы населения. Если у «лихого человека» находилось «поличное», похищенное имущество, то он приговаривался к казни, хотя бы даже на пытке отпирался в совершении преступления. Ранее по Судебнику 1550 г. в таких случаях подсудимый приговаривался только к пожизненному заключению. Таким образом, репрессии по отношению к «лихим людям» усиливались, Более строгие меры принимались и по отношению к соучастникам преступления. Дабы избежать бегства «лихих людей» из одного уезда в другой, указ 28 ноября 1555 г. вводил обязательную регистрацию — «явку» всех «новоприбылых» людей. Дела о воровстве, в том числе и конокрадстве, передавались в ведение губных старост.

Всего этого дворянам и боярам казалось мало для борьбы с выступлениями крестьянства и бедного городского люда — выборная администрация действовала недостаточно оперативно. «Губные старосты, — говорилось в одном, из докладов царю, — у себя в волостях лихих людей, татей, не сказывают». Поэтому на протяжении 1555–1556 гг. один за другим следовали указы, уточнявшие сферу деятельности губных старост и целовальников, повышавшие их ответственность за борьбу с хищениями феодальной собственности.

Запустение центра и северо-запада, связанное с усилением феодального гнета, вызывало беспокойство правительства. Губным старостам теперь было вменено в обязанность производить сыск о запустении земельных владений и следить за тем, чтобы в их округах «пустых мест… не было». Органы местного управления должны были предотвращать самоуправство «сильных людей» — феодальной аристократии.