Ксения Мяло - Россия и последние войны ХХ века

Характеристика кажется предельно жесткой, но вряд ли можно оспорить точность передачи ею положения дел. И, на мой взгляд, такая жесткость все же лучше и здоровее странного упорства, с которым иные отечественные политологи продолжают утверждать, будто «холодная война» закончилась неким общим сладостным примирением, а не крушением и ликвидацией СССР, то есть исторической России. Ликвидацией столь полной, какая, стоит заметить, происходит лишь в случае безоговорочной капитуляции, когда побежденная сторона полностью сдается на милость победителя. Такая ликвидация не была осуществлена даже в отношении Германии и Японии, хотя по юридическому смыслу формулы безоговорочной капитуляции победители — и главный из них, СССР, — имели на это право. С самим СССР история обошлась гораздо более жестоко.

И странно видеть, что Сергей Рогов, директор Института США и Канады, в том же 1997 году находил возможным писать: «Расширение НАТО ставит под сомнение представление о том, что «холодная война» завершилась без побежденных и победителей…» [7] «Независимая газета», 26 февраля 1997 года .

В подобных представлениях Рогов совсем не одинок. Так, Сергей Кортунов на страницах той же «Независимой газеты» и в том же 1997 году сетовал: «Ни договор «2+4», ни Парижская хартия, ни Договор ОБСЕ не были капитуляцией СССР или России, они были равноправными и равнообязательными соглашениями сторон о преодолении конфронтации…

Сейчас мы являемся свидетелями того, что вместо строительства Большой Европы со стороны Запада предпринимается попытка ревизии всего послевоенного мирового порядка, всей Ялтинской системы международных отношений».

Дорого же заплатила Россия за эти нелепые иллюзии «неконфронтационности», за веру в то, будто Запад и впрямь не имел иных целей в «холодной войне», кроме как организовать вместе с СССР-Россией мирный кондоминиум — если не всепланетный, то, по меньшей мере, всеевропейский. Нет, о таком кондоминиуме речь могла идти лишь на пике советской мощи, и в определенной мере его-то и устанавливали Ялтинские и Потсдамские соглашения. Но упадок этой мощи — вначале именно в сфере духовной, а не в военной, что нашло выражение в бессмысленной формуле «вхождения в мировое сообщество» [8] и это исходило из уст сверхдержавы! , конечно же, выбил всякую почву из-под идеи кондоминиума. Зато с тем большей силой зазвучали на Западе речи о победе — о ней, а не о каком-то равноправном партнерстве [9] высмеянном Бжезинским в «Великой шахматной доске» , с иллюзиями которого все еще не в силах расстаться отечественные либералы-западники. Вехами же на пути к этой победе как раз и стали и объединение Германии на условиях Запада, и Парижская хартия 1990 года, которую Бжезинский называет именно актом капитуляции СССР в «холодной войне». А в 1992 году он уже назвал Россию «побежденной страной».

И Ельцин, заявивший на одной из встреч с американским президентом: «Мы вместе победили в «холодной войне»», был просто смешон, ибо в США никто и не думал скрывать ни того, о чьей победе идет речь, ни роли специфических организаций и приемов в достижении этой победы. Именно так — «Victory» назвал свою книгу бывший сотрудник ЦРУ Питер Швейцер, сформулировав проблему с подкупающей откровенностью: «Изучать крах Советского Союза вне американской политики почти равносильно расследованию внезапной, неожиданной и загадочной смерти без учета возможности убийства или, по крайней мере, изучения связанных с ним обстоятельств».

И он же цитирует шефа ЦРУ Джеймса Вулси, который заявил, вступая в должность: «Да, это мы прикончили Гигантского Дракона!» Тот же Вулси воздал должное и внутренней «пятой колонне», действовавшей в СССР: «Мы и наши союзники вместе с демократами России и других государств бывшего советского блока одержали победу в «холодной войне»».

И еще 8 января 1993 года Дж. Буш при посещении штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли особо подчеркнул заслуги данного ведомства в «преображении страны, из которой он только что вернулся», то есть России.

Разумеется, на фоне такой откровенности [10] а я привела лишь малую толику подобных высказываний и при ретроспективном обзоре событий встает вопрос, где же был при этом вездесущий, как думали, КГБ; и хотя эта проблема еще ждет своего исследователя, ниже я затрону некоторые ее аспекты. А сейчас не могу не упомянуть, что, по словам В. Пруссакова, несколько лет назад в американских газетах появилась «любопытная информация относительно того, что пресловутая «перестройка» в течение длительного времени разрабатывалась на Лубянке и в конце концов была одобрена… в Лэнгли» [11] «Правда», 20 августа 1996 года .

Но если Буш благодарил Лэнгли в 1993 году, то один из шефов ЦРУ, Роберт Гейтc, прибыв в Москву в августе 1991 года, сразу же после поражения ГКЧП, прошелся по Красной площади с открытой бутылкой шампанского в руках, пояснив: «Я совершаю свой индивидуальный парад победы…» А по мнению Бжезинского, как я уже говорила выше, капитуляция СССР состоялась в 1990 году в Париже, и в 1994 году он довольно подробно развил эту свою мысль:

«…«Холодная война» окончилась победой одной стороны и поражением другой. Как и при окончании других войн, имеет место ярко выраженный момент капитуляции. Этот момент настал в Париже 19 ноября 1990 года. На совещании, которое было отмечено внешними проявлениями дружбы, предназначенными для маскировки действительности [12] курсив мой — К.М. , Михаил Горбачев, который руководил Советским Союзом на финальных этапах «холодной войны», принял условия победителей, то есть Запада».

А затем говорится нечто принципиально важное для понимания всего последующего [13] за Парижем хода событий и, особенно, природы локальных войн, развернувшихся по периметру бывшего СССР, то есть исторической России, а теперь уже перенесенных и на территорию нынешней Российской Федерации [14] Чечня и Дагестан . Итак: «Последствия «холодной войны» ставят перед Западом повестку дня, которая ошеломляет: Ее суть состоит в обеспечении того, чтобы распад Советского Союза стал и прочным концом Российской империи» [15] курсив мой — К.М. «Правда», 17 августа 1994 года .

Почти синхронно и в унисон, притом еще более резко, высказался Генри Киссинджер*: «Я предпочту в России хаос и гражданскую войну тенденции воссоединения ее народов в единое, крепкое, централизованное государство» [16] «Советская Россия», 15 сентября 1994 года .