Татьяна Бирюкова - В Москве-матушке при царе-батюшке. Очерки бытовой жизни москвичей

Театральные представления в госпитале давались и в более поздние годы, например в 1742 году. Но репертуар остался почти неизвестным, кроме упомянутых пьес, еще была постановка о Тамерлане.

Ученики хирургии и анатомии любили искусство. Сам Бидлоо был знатоком и в медицине, и в изящных художествах. Он хорошо знал музыку, театральное дело, умел разводить сады, чертить планы для строений, устраивать триумфальные арки, фонтаны.

Петр Великий с удовольствием посещал госпиталь, проявляя особый интерес к хирургии (он также часто присутствовал при вскрытии Бидлоо трупов в анатомическом театре). В дружеских беседах с Николаем Ламбертовичем Петр I порой засиживался до полуночи. Можно не без основания предположить, что одной из тем этих встреч был госпитальный театр.

В 1721 году, когда была учреждена Медицинская канцелярия, Николай Бидлоо вошел в конфликт с поставленным в ее главе архиатером И. Б. Блументростом, который затребовал от этого врача подробных сведений о его госпитале и школе. Самолюбивый и до тех пор никому, кроме императора, не подчинявшийся, Бидлоо отказался отвечать на этот запрос. Однако после смерти Петра I был вынужден покориться…

Госпитальный театр был первый и единственный при русской больнице.

На главной аллее московского иноверческого кладбища «Введенские горы» находится интересный надгробный памятник. На ограде — разорванные кандалы. На камне-памятнике надпись: «Спешите делать добро». На протяжении долгих десятилетий на эту могилу постоянно приносят живые и искусственные цветы, зажигают русские и католические свечи.

Кто же этот человек, скончавшийся 16 августа 1853 года? Почему его так долго помнят?

Фридрих Иосиф Гааз, которого в России называли Федором Петровичем, родился 24 августа 1780 года вблизи Кельна, в старинном городке Мюнстерэйфеле, где его отец работал аптекарем. Фридрих учился в Иенском университете, в Вене окончил курс медицинских наук. Он еще отдельно занимался глазными болезнями.

Гааз вылечил русского вельможу — князя Репнина. Уезжая на родину, Репнин пригласил его на работу в Россию.

С 1802 года Фридрих стал жить и практиковать в Москве.

23-летний немец разъезжал в карете, запряженной четверкой цугом, носил «чудной» наряд, состоявший из черного фрака особого покроя с длинными узкими фалдами, белого высокого галстука или жабо, белой манишки с выдающимися мелко гофрированными воланами, узких по колено брюк (типа коротких панталон), черных шелковых чулок и туфель с пряжками. Все это, плюс на голове седой парик с косой поначалу удивляло и даже раздражало горожан. Но когда к Гаазу на прием пошли бедняки, обездоленные, несчастные, нуждавшие в помощи и заступничестве, он стал поистине народным врачом и их героем.

Гааз изучал московские больницы и дома призрения, помогал глазным больным в Екатерининском и Преображенском богаделенных домах. За лечение глаз у старых людей в Екатерининской богадельне Федор Петрович получил орден святого Владимира 4-й степени. С этим орденом-крестом Гааз никогда не расставался, гордился им.

В 1807 году Гааза по желанию императрицы Марии Федоровны (жены Павла I) назначили главным доктором Павловской больницы в Москве. Он совершил две поездки на Кавказ (в 1809 и 1810 годах), где исследовал минеральные воды с целью пособия больным. С 1814 года Гааз находился в действующей армии, был в русских войсках при занятии ими Парижа.

По окончании Отечественной войны доктор вернулся в Москву. Справочники о местожительстве горожан давали информацию, что тогда он проживал в Гусятниковом переулке у Мясницкой, в доме Башилова.

Когда в России открылось Попечительное о тюрьмах общество, доктору Гаазу было уже 40 лет.

Случилось так, что к нему обратился генерал-губернатор Москвы князь Д. В. Голицын. Князь набирал первый состав московского Комитета о тюрьмах. Гааз согласился стать главным врачом московских тюрем и секретарем этого комитета. Он считал, что болезнь, несчастье и преступление имеют тесную связь.

Во время жизни Гааза Комитет о тюрьмах провел в общей сложности 293 заседания. В течение 25 лет Федор Петрович пропустил лишь одно. Он всегда активно работал в этом ведомстве.

Гаазу пришлось лечить заключенных в тюрьмах. Он сочувствовал их тяжелой судьбе, отдавал им часть своих денег. Гааз положил в основу своей деятельности правило: «Необходимо справедливое, без напрасной жестокости, отношение к виновному, деятельное сострадание к несчастному и призрение больного».

Став подвижником, энтузиастом добра, Гааз просит за обездоленных. Если ему отказывали, он с большим упорством вновь доказывал, если надо, требовал облегчения участи этих людей. Имея высокий авторитет, Гааз добивался помощи в своих хлопотах от митрополита Филарета. И митрополит, со своей стороны, тоже шел за них просить.

Гааз писал императору Николаю страстные письма о помиловании своих подопечных.

Гааз сам жил по закону добра и призывал к тому и властных особ. «Вас не будут приглашать в комитет!» — кричали раздраженные его вечными просьбами. «Я сам приду». — «Перед вами запрут двери!» — «Я влезу в окно».

Для поддержки Гааз писал письма прусскому королю, брату императрицы Александры Феодоровны.

Однажды, когда Николай I посетил Тюремный замок, Федор Петрович, прося за одного старика, встал на колени. Государь велел доктору подняться. «Не встану, пока вы не помилуете его!» И стоял, пока император не произнес: «На твоей совести, Федор Петрович».

Характер этого необычного доктора долго терпели. Гааз же, обладая почти сверхъестественной нравственной силой, пугавшей находившихся при власти, заставлял их забывать о всей строгости законов и поступать по-человечески милосердно.

Посетивший в 1830 году Гааза на его квартире у Мясницкой московский гражданский губернатор И. Г. Сенявин застал того непрерывно ходившим по комнате взад и вперед, с металлическим лязгом и звоном. Доктор в утомлении что-то подсчитывал. Оказалось, что таким образом проводилось испытание кандалов на расстояние, равное первому этапному переходу заключенных по Владимирке до Богородска (ныне — Ногинск).

Бывали и такие случаи, когда доктор Гааз шел этапы вместе с арестантами, в ножных кандалах, чтобы испытать положение заключенного. Благодаря хлопотам Федора Петровича в центре России был отменен страшный железный прут. Именно к этому пруту при отправлении на каторгу приковывались арестанты. По просьбе Гааза кандалы стали надеваться облегченными по весу (их называли «гаазовскими»).